Беби из Голливуда
Шрифт:
— Так точно… Она поехала к своему мужу. В ресторан рядом с киностудией. Что будешь делать?
— Еду к тебе.
Ощущая свалившийся на меня груз, я возвращаюсь в столовую. Берю приканчивает камамбер.
— Что нового? — спрашивает он.
— А, так, ничего особенного… Болтовня Пинюша.
— Любит он болтать всякую чепуху, старый краб, — соглашается Толстяк и закатывается таким смехом, что дребезжат стекла, а Джимми начинает реветь.
Фелиция берет малыша на руки, чтобы успокоить. Он умолкает мгновенно.
Как
Ему от роду всего несколько месяцев, а уже положено начало: на его личном счету первый труп.
Глава 17
Когда я заявляюсь на студию, съемки фильма «Последнее люмбаго в Париже» остановлены из-за того, что у главного оператора припадок истерии, а секретарша сломала ноготь, когда точила свой карандаш.
Пробираясь через лес погашенных прожекторов, я вдруг ощущаю энергичную руку, опустившуюся на воротник моего пиджака.
— Я смотрю, ты вошел во вкус, дорогой флик!
Мой милый Галиматье. На Бебере рубашка «сделано в США» с изображением захода солнца в пальмы.
— Ты замаскировался под плакат туристической фирмы, приглашающей провести очередной отпуск в Сахаре? — спрашиваю я.
— Помалкивай, это подарок красавчика Фреда.
— Выходит, секретарь обратил хозяина в свою веру?
— Нет, но он несказанно обрадовался реакции на мою публикацию в нашем капустном листке. Я написал, будто он способен вылакать целую бутылку бурбона на одном дыхании… Поскольку это чистая ложь, он воспринял как лесть.
У моего друга Галиматье очень довольный вид.
— Продвигается твое расследование? — спрашивает он с места в карьер.
— У тебя навязчивая идея, Бебер! Послушай-ка, я услышал от статистов, что миссис Лавми присутствует на съемках.
— Точно!
— Мне очень хочется, чтобы ты меня представил… Я видел ее фотографию — эта женщина в моем вкусе.
У него опять напряженный, колючий взгляд, достающий мне прямо до почек.
— Когда ты на меня так смотришь, — смеюсь я, — создается впечатление, что мне делают промывание желудка… Так возможно с ней познакомиться или как?
— Пошли. Красивая бестия!
Он ведет меня в уборную суперзвезды.
Из гримерной доносится страшный шум. Альбер без всякого стеснения открывает дверь, не утруждая себя стуком. У Лавми целая тусовка.
Фред с голым торсом возлежит на шкуре медведя. Американские журналисты весело чокаются за его здоровье под меланхоличным взглядом дражайшей супруги.
Из стереопроигрывателя струится мягкая джазовая мелодия в духе квартета «Золотые ворота».
— Хелло! — приветливо говорит Лавми.
Я, может быть, четверть от половины полного болвана, но похищенный малыш не имеет ни малейшего сходства
Фред раскован, счастлив за себя и за других… Он меня узнает, шутливо сует кулак мне под ребра и предлагает принять стаканчик.
Галиматье перешагивает через него и представляет меня смуглой красавице — жене Лав-ми. В ее венах бурлит мексиканская кровь. Она действительно красива, по-настоящему, чертовски. По сравнению с ней мисс Вселенная выглядит уборщицей из столовой для нищих.
Она поднимает свои длинные ресницы, и я принимаю прямо в тыкву взгляд потрясающе темных глаз, обалденно подходящих к ее смуглой матовой коже.
— Миссис Лавми, позвольте представить вам моего друга и коллегу, — говорит Галиматье.
Она делает усилие, чтобы улыбнуться, и спокойно произносит:
— Хелло!
Я тоже говорю «хелло!», чтобы не отставать от остальных.
— Вы тоже журналист? — спрашивает сама красота.
О, какой сюрприз! Она говорит по-французски практически без акцента.
— Да, — отвечаю я.
И выражаю свое удовольствие и удивление тем, что слышу от нее такую легкость в употреблении моего родного языка. Она рассказывает мне, что ее мать канадка, а она сама училась в Квебеке.
Это очень облегчает общение.
Галиматье поначалу стоит рядом с нами и напряженно слушает, однако, видя, что разговор не идет дальше банальностей, берет пустой стакан и наливает себе приличную дозу виски «Четыре розы».
— Мне бы очень хотелось написать ошеломляющую статью о вас одной, — говорю я. — Вас не очень затруднит, если мы немного прогуляемся на воздухе?
— Нет, не затруднит, но мне совсем не хочется, чтобы обо мне писали что бы то ни было…
— Но почему?
— Я ведь никто…
— Вы жена знаменитости.
— И вы считаете это большим достижением в жизни?
Бедняжка кажется разочарованной и потерявшей интерес ко всему на свете.
Я приглашаю ее последовать за мной. Естественно, Альбер тут же устремляется следом, предчувствуя сенсацию.
Мне приходится затормозить его на взлете.
— Послушай, Бебер, — говорю я ему с приветливой улыбкой, — вот уже десять лет ты пишешь гадости о своих современниках, и тебе удалось сохранить свою физиономию. Долго так продолжаться не может…
— Между прочим, не забудь, как ты познакомился с американцами! Я тебя представил, не так ли? — пытаясь не выдать своего возмущения, с дрожью в голосе произносит он.
— Стремись сеять добро, вернется с процентами!
Раздраженно пожав плечами, он возвращается, чтобы лакать виски с другими, а я спешу догнать миссис Лавми, ушедшую в конец коридора.
Не поверите, но я испытываю какую-то странную неловкость. Она из тех женщин, с которыми не знаешь, с какого бока идти на абордаж. Реакции могут оказаться совершенно непредвиденными.