Беби из Голливуда
Шрифт:
— Переведите! Она читает:
Если Вы хотите найти, кого Вы знаете, передайте пятьдесят тысяч долларов на добрые дела во искупление своих грехов. Я предупрежу религиозную конгрегацию о Вашем пожертвовании. Они пошлют за ним кого-нибудь во второй половине дня. Когда они мне сообщат, что дело сделано, я Вам позвоню и скажу, где Д.
Миссис Т.
— Вы понимаете, я перевела немного
Я задумываюсь. Толстяку не терпится. Теперь, когда он узнал, что его кашалотиха в хорошем состоянии и на ходу, а он сможет наконец вернуться в свои территориальные воды, соломенный вдовец не находит себе места.
— Ну поехали, что ли! — взывает он. — Сколько можно мариновать мою малышку Берточку! Все эти американские дела мне как серпом по…
— Мадам Лавми, — прекращаю я его причитания, — как только этот тип получит свою добычу, возвращайтесь в отель, я буду вас там ждать. Вы получите ребенка, как только все закончится.
После того как Берю и красивая маман Джимми уходят, я спрашиваю Фелицию:
— Что ты думаешь по поводу всего увиденного?
У моей мужественной матери глаза квадратные от бессонницы и всего пережитого.
— Я счастлива была узнать, что все в порядке с мадам Берюрье. Счастлива еще потому, что эта молодая женщина нашла своего малыша…
И она целует лежащего перед ней карапуза в нос.
— А что ты думаешь по поводу миссис Таккой?
— Честно говоря, я думаю, она сошла с ума…
— Я тоже. Экстравагантное поведение. Хочешь, я тебе скажу? Когда она поняла, что ее похищают, то должна была подумать, что имеет дело с полицейскими. И, чтобы избежать скандала, бросилась в воду, но вначале захотела отпустить грехи жене Лавми. Эти пятьдесят тысяч… Что-то здесь не так!
— Да, — шепчет маман. — Вот что бывает, когда берешь в мужья слишком молодого…
Тут Джимми просится пипи, но на английском Лос-Анджелеса, и хотя Фелиция успевает перевести значение его требования, тем не менее не достаточно быстро, поэтому парень писает прямо на натертый паркет.
Глава 18
— Все прошло нормально?
— Да. Ваш друг сказал, что он со своей женой поедет домой и вы можете ему позвонить.
Разговор происходит в отеле миссис Лав-ми. Шесть часов утра, она только что приехала.
— Давайте поднимемся в ваш номер, — предлагаю я.
Она идет за ключом, и мы вместе входим в лифт. Апартаменты на последнем этаже. Из окон ее комнаты Париж как на ладони, весь в огнях… Номер состоит из прихожей, спальни и гостиной с камином под Людовика Какого-то.
— Хотите выпить? — спрашивает она.
— С удовольствием. Вы позволите позвонить?
Я звоню Толстяку. Но трубку снимает бегемотиха. Не успев узнать мой голос, она начинает вопить, что дело так не оставит, пойдет во все газеты, что мы, полицейские, только жрать
— Ладно, Берта, — отвечаю я. — Пойдите к кинозвезде и представьтесь его людям, как вы уже представлялись. Могу поставить сотню, что они вас отделают под орех!
— Что? Да что вы говорите!
— Я говорю, что вы перестарались в вашей истории… Ваши похитители никогда не потчевали вас хлороформом и не завязывали глаза. Знаете, почему? Да потому что они приняли вас за ту, что похитила ребенка в доме, куда вас привезли! Так что не надо играть в Фантомаса., чтобы поднять настроение парикмахерам в вашем квартале… Да черт возьми, вы потому и были уверены, что узнали дом, так как видели его собственными глазами. Займитесь завтраком и почистите медальон Толстяка, это будет лучше, чем разыгрывать из себя героиню детективного романа, поверьте мне!
Я вешаю трубку, не дожидаясь, когда она обретет второе дыхание.
Мадам Лавми ждет меня, держа в каждой руке по стакану виски. Счастье воплощается.
— По крайней мере вы хоть мужчина, — говорит она уверенно.
Тут я ей отвешиваю свой главный взгляд с усиленной подвеской. Пардон, о чем я? Что вы говорите, графиня?
Я беру стакан из ее левой руки, той, что ближе к сердцу.
— Пью за ваше счастье, миссис Лавми…
— За ваше! — отвечает она.
Клянусь, оно могло бы быть нашим общим, сейчас, во всяком случае! Но я не рискую поделиться с ней своими соображениями на этот счет, дама, возможно, придерживается другого мнения… И кроме того, у меня, полицейского, своя работа! Эта работа заставляет проверить некоторые факты. Первое — не навешала ли она лапши на уши с так называемым письмом от мамаши Таккой.
Может быть мадам сама спровоцировала старушку, а теперь концы в воду, выражаясь буквально-фигурально. Мне это кажется невероятным, но невероятное как раз чаще всего и случается.
— Я как во сне, — говорит красотка Лавми.
Алкогольный напиток возвращает цвет на ее лицо. Цвет надежды, как говорил Марсель Нибениме, большой поэт (метр девяносто) нашего столетия.
Звонит телефон. Хозяйка номера поднимает трубку.
— Алло?
Она слушает, хмурит брови. Затем, закрыв рукой микрофон, говорит мне:
— Кажется, внизу какая-то монахиня спрашивает меня. Вы считаете… Это она за выкупом?
— Без сомнения. Скажите, пусть поднимется…
Она отдает распоряжения, кладет трубку и сидит неподвижно с горестной миной. Потом вздыхает:
— Как обидно!.. У монахинь не будет радости от такого пожертвования. Я в любом случае хотела отнести им немного денег, и вот…
Проведя инвентаризацию своей сумочки, мадам берет пятьдесят тысяч франков и кладет в конверт.
В этот момент раздается звонок.