Беда с этой Мэри
Шрифт:
Дэн в который уже раз посмотрел на часы, потом бросил взгляд на экран телевизора — там транслировалась игра команды «Иволги»:
— О, малый! Давай, давай! Врежь им! — Потом посмотрел на сына и спросил: — А Мэри разве не должна была прийти? Надеюсь, не случилось ничего особенного, что могло бы ее задержать?
Дэну очень хотелось снова увидеть ее, услышать ее голос, вдохнуть пьянящий аромат ее духов. Мэри стала для него наркотиком. Ему была необходима новая доза!
Мэт приподнялся, поправил подушки под спиной и сбросил с колен стопку комиксов.
— Сегодня она обещала привести бабушку. Должно быть, это ее и задержало.
— А, верно. Я и забыл. —
— Может быть, она опять принесет мне пиццу. Я просто изголодался без пиццы.
Дэн тоже соскучился по итальянским деликатесам, но он мечтал не о пицце и жаждал не ее.
Чем лучше он узнавал Мэри Руссо, тем больше она ему нравилась и тем сильнее он желал ее. Она была лихорадкой в его крови. Черт бы его побрал, если он не пылал желанием каждый раз, когда она входила в комнату. Он уже очень давно так не желал женщину, а возможно, такого даже не было никогда. Взаимное влечение его и Шэрон возникло быстро и разгоралось стремительно, но очень скоро страсть сменилась благодушным безразличием. Дэн был занят своей журналистской карьерой, а Шэрон, будучи лоббисткой по сути и по профессии, так и не смогла привыкнуть к провинциальному образу и стилю жизни. Ей не хватало лихорадочной деятельности, постоянного напряжения ее бурной работы, круговорота светского общения в столице. Единственное, что удерживало их вместе в последние несколько лет брака, был Мэт.
Дэн посмотрел на сына, и сердце его наполнилось любовью и гордостью. Болезнь Мэта сблизила их. Мальчик начал привыкать к мысли, что его мать не вернется, и вчера вечером сказал Дэну, что ему хочется завести собаку. Дэн воспринял это как добрый знак, как признак того, что все постепенно налаживается в их с Мэтом жизни и отношениях.
И отчасти причиной была тому Мэри. Она потрясающе умела обращаться с Мэтом. Эта женщина обладала терпением Иова. Она всегда знала, что сказать, чтобы подбодрить его. У нее в запасе были десятки забавных историй, чтобы рассмешить его, и мальчик с жадностью впитывал эти знаки внимания, упиваясь ими, как изголодавшийся щенок, которому дали поесть.
И Дэну трудно было не поддаться ревности при виде их растущей взаимной привязанности. Мэт просто обожал Мэри. Она обладала неким удивительным, трудноопределимым качеством, свойственным няньке, кормилице, матери-земле. И Дэну хотелось, чтобы она смотрела на него и улыбалась ему с такой же чуткостью и вниманием, с какими относилась к его сыну. От матери Дэн не получал особой теплоты и нежности. Она была несчастна в браке. Отец его был так же равнодушен к ней, как и к Дэну. Она же любила мужа и оттого страдала вдвойне. Когда Дэн был ребенком, его угнетало постоянное одиночество, и Дэн пообещал себе, что если когда-нибудь у него будет сын, он никогда не позволит себе обращаться с ним с такой отчужденностью, с какой относился к нему отец. Но сейчас в его жизни кроме Мэта появилась Мэри. Она глубоко зацепила Дэна. Желание — вот что он испытывал к Мэри Руссо. Столь острое желание, столь всепоглощающее, что он ловил себя на том, что думает о ней постоянно — и днем на работе, и ночью, лежа в постели. В мыслях он уже десятки раз занимался с ней любовью. И он мечтал, чтобы это случилось наяву.
И словно упорные мысли о Мэри обладали силой заклятия, дверь отворилась и в палату вошли Мэри и ее бабушка. Флора охватила Дэна цепким взглядом, как это может сделать только восьмидесятитрехлетняя
Бабушке Флоре не требовалось, чтобы ее представляли. — Osserva quanfo dolce e! Ricordo del tuo bratello a questa eta, — затараторила она.
Ответив улыбкой на вопросительный взгляд Дэна, Мэри принялась за работу:
— Если приблизительно перевести бабушкину речь, то это будет что-то вроде: «Поглядите-ка, что за славный малыш! Он напоминает мне твоего брата в этом возрасте». Моего брата и бабушка, и мать любят безмерно и оберегают как зеницу ока. Поэтому вы должны быть польщены.
— Вы так свободно владеете итальянским?
В школе Дэн должен был изучать французский и испанский, но пренебрегал этим, и потому свобода Мэри в обращении с двумя языками впечатлила его.
— В основном я владею бранными словами. Правда, кроме них знаю еще несколько фраз. Я знаю, когда следует увернуться от удара, а когда надо идти напролом. — В семье Руссо знать это не мешает, чтобы невзначай не получить по шее. — Ее родители называли это «любовным похлопыванием».
Дэн улыбнулся, потом посмотрел на сына, и при виде восторга, написанного на лице мальчика, на душе у него потеплело.
— Что бы ваша бабушка ни говорила Мэту, это не важно. Она уже очаровала его. Смотрите, как он ловит каждое ее слово.
— Возможно, потому, что не понимает ее. Но она мастерица рассказывать истории и всегда готова поведать любому желающему слушать, как в возрасте четырнадцати лет она попала в Америку.
— Со своей семьей?
Мэри покачала головой.
— Со своим мужем. В те времена люди женились рано. По их понятиям, я уже давно старая дева.
— По-моему, вам лучше не спешить, — сказал Дэн, беря ее за руку и подводя к одному из бирюзовых стульев из винила, выстроившихся вдоль стены. Его рука была теплой и внушающей доверие, а ее — постыдно влажной и липкой. — Важно сделать правильный выбор, найти того самого, единственного, человека.
— Ну, если вы ищете это, желаю вам удачи.
— Иногда встречаешь что-то важное случайно, когда ничего не ищешь, — сказал Дэн. Голос его был тихим, а от его взгляда Мэри оцепенела. — Иногда вы оказываетесь в нокауте, даже не понимая, что происходит, а иногда встречаете кого-нибудь и… бам! — вас будто поражает удар молнии. И вы готовы — лежите лапками кверху.
Мэри хотелось бы знать, говорит он о себе или о них обоих. Вторая возможность приятно взволновала ее и одновременно привела в ужас. Мэри не была совершенно уверена, но склонялась к мысли о том, что ее мать проявляет воинствующее неприятие многих вещей по примеру тети Джозефины, презрительно фыркавшей, что бы ни встретилось на ее пути, пусть даже это будут всего-навсего носки ее мужа, дяди Джимми.
Сидя напротив дочери в булочной-кафе Фьорелли, София размешивала сахар в своей чашке с кофе, позвякивая ложечкой, до тех пор, пока не довела Мэри до такого состояния, что та была готова закричать и выбежать из кафе.
— Мама, я думаю, сахар уже растаял. Можешь положить ложку.
— Что случилось такого, что ты заставила меня выйти из дома среди дня и пропустить мой любимый сериал? Ты не изменила своих намерений по отношению к Лу? — В ее голосе прозвучала нотка надежды, что можно было бы расшифровать следующим образом: «Дай мне возможность объяснить тебе, как ты неправа». — Твое несчастье, Мэри, в том, что ты нерешительна. Тебе требуется вечность, чтобы принять решение и…