Беда
Шрифт:
Поезд прибыл по расписанию, однако на станции никто не ждал. Джона пошел пешком. Два с половиной километра, и еще не слишком жарко.
Он прошел мимо супермаркета «Вальдбаум» — каждый раз вздрагивал при виде этой махины, если давно не приезжал и успевал отвыкнуть. Отгремела ярмарка ремесел, ее вывески все еще торчали на массивных дубах, осенявших и озеленявших улицы. На ходу Джона касался почтовых ящиков, собирая кончиками пальцев еще не просохшую росу. Он выбрался из города в безветренную пригородную тишину, где разве что зяблики
В половине одиннадцатого Джона ступил на крыльцо грязно-белого особняка в стиле ранчо в конце заросшего зеленью тупика. Двор перед домом — памятник несбывшимся добрым намерениям: по одной стороне дорожки пробились не слишком дружные цветы (лаванда, петуния, лютики), а другая сторона была огорожена лишь до середины, словно приглашая визитеров соступить с потрескавшихся плит и пересечь лужайку, местами в сорняках, местами лысую. Жители этого дома, видимо, признали свое поражение. Но лето есть лето: солнце припекало, от земли поднимался горячий и сладкий дух — в целом все это казалось потрепанно-уютным, а не безнадежным. Зимой хуже. Джона мог это подтвердить.
У него имелся ключ, но сперва Джона постучал.
В холле сумрачно, затхлый воздух. Затоптанный оранжевый ковер, три столба света проникают сквозь прорези парадной двери, слегка расплываясь по краям. Но в гостиной, отметил Джона, подушки взбиты и лакированные поверхности пахнут лимоном. Домработница приходила.
Он пошел в дальнюю комнату, на звук работавшего телевизора. Там в шезлонге громко храпел мужчина средних лет; рот распахнут, натянута кожа. Спал он в мятых трусах-«боксерах» и линялой футболке с надписью «Флорида Киз». Голову его замкнули в скобки дужки захватанных очков, пальцы придерживали пустой стакан на полу.
Это был Джордж Рихтер, и с Джоной его не связывали кровные узы. Прежде чем Джона стал регулярно наведываться в этот дом, они виделись дважды, оба раза на парадных обедах, оба раза держались лицемерно-любезно. Кое в чем Джона был теперь даже слишком близко знаком с Рихтером: видел его спящим, знал, как он плачет без слез. Но в чем-то он оставался для Джоны закрытой книгой. К примеру, Джона не знал его среднее имя или ставит ли Джордж «Битлз» выше «Стоунз». Он не знал, как и когда Джордж пристрастился к спиртному и почему именно к ржаному виски, к «Олд Оверхолт». Давно ли он столько пьет? Джона не знал и не собирался задавать этот вопрос Джорджу. Другой человек — единственный, кто мог бы знать ответ, — был не в состоянии сказать.
Джона осторожно вынул стакан из руки Джорджа, отнес на кухню, прополоскал и наполнил холодной водой из стоявшего в холодильнике кувшина. Поставил на огонь кофейник. Пока набухала пенка, он разобрал почту, скопившуюся на кухонном столе. Среди извещений по банковской карточке с обратным адресом штат Делавэр отыскалась «Нью-Йорк
— Привет, Лентяйка!
Он развел в чашке «Мокка микс», добавил заменитель сахара и вернулся в дальнюю комнату. Поставил кофе и стакан с водой на столик возле заброшенного бегового тренажера. Выключил телевизор — «Зенит» в деревянном ящике с кроличьими ушами.
Джордж пошевелился.
— Джона? Который час?
— Около одиннадцати.
— Ты не предупредил, что приедешь.
— Предупредил.
— Я бы тебя встретил. — Джордж поднялся и раздвинул занавески. Задний двор отблагодарил хозяина за отсутствие заботы бурным цветением. — Я тебя на прошлой неделе ждал.
— На прошлой я не мог приехать, — сказал Джона. — Работал. Я писал тебе на электронную почту.
Кошка терлась о босую лодыжку Джорджа. Он наклонился почесать ей голову.
— Ханна спит?
Джордж взял в руки стакан, покрутил, словно пытаясь колдовством вернуть спиртное. Не добившись чуда, взялся за кофе.
— Плохая ночь. Я не спал до пяти.
— Мне очень жаль, — отозвался Джона.
Джордж только плечами пожал.
— А у тебя какие новости? Изучаешь — что ты там изучаешь?
— Хирургию.
Джордж вроде бы удивился:
— Я думал — нейрологию.
— Неврологию. В прошлом месяце. За этот год я должен пройти практику по всем специальностям.
— РРРР. Ротация.
— Точно.
Он ждал вопроса о том, что с ним случилось, но Джордж, видимо, ничего не знал. То ли не наткнулся на статью, то ли успел позабыть. С него станется: чужие неприятности тут же выпадали из памяти Джорджа.
— Ладно, чем бы ты ни занимался, ты преуспеешь, — рассудил Джордж. — Ты будешь прекрасным врачом.
Как будто это можно предсказать,подумал Джордж.
Они позавтракали. Джона показал Джорджу старый кроссворд, Джордж выкинул его и принес под мышкой из другой комнаты свежий. Наточил карандаш, налил себе на три пальца спиртного — это, по его понятиям, умеренность, оценил Джона. Они сидели в гостиной, ждали, пока Ханна проснется, Джона читал главу о свищах и подсказывал Джорджу ответы.
— Таранообразный нос корабля, пять букв, на «Р».
— Ростр.
— Р-о-с-т-р. Подходит. Благодарствую.
— Не за что.
Джона с легкостью угадывал такие вот редкие слова: авторы кроссвордов частенько повторяются, а медицинский факультет уничтожил фильтр, защищающий мозг от информационного балласта. Джона порой бессознательно запоминал какие-то факты и сам удивлялся, невесть как припомнив их потом.
В час дня он глянул на часы. Как раз в эту минуту Рэймонда Инигеса предают земле.
В два часа Джордж посоветовал:
— Может, поднимешься, глянешь, как она?