Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви
Шрифт:
Чувствительность была чертой, разительно отличавшей цесаревича от отца. С прагматичным Николаем Канкрин быстрее находил общий язык. Александр же, не питавший склонности к цифрам, воспринимал идеи министра финансов постепенно, с неоднократным обдумываем и возвращением к сути обсуждаемого вопроса. И поэтому наследник был для Егора Францевича трудным учеником. Но император настаивал на самом широком образовании для сына, и Канкрин читал Александру курс лекций по экономическому положению в России с преподаванием азов финансового дела.
Вообще просвещением Александра император занимался
В компании с Канкриным учительствовали историк и знаток статистки К. И. Арсеньев, законотворец М. М. Сперанский, дипломат Ф. И. Врунов. Александр, завершивший к 19-ти годам составленный для него Жуковским курс образования, написал отцу из своей поездки по России: «Я чувствую в себе новую силу подвизаться на дело, на которое Бог меня и предназначил».
Именно это предназначение побудило министра финансов заиметь в лице наследника единомышленника, коих у Канкрина при дворе практически не было, за исключением самого государя императора.
Пожалуй, со времен голштинских генералов, насильственно впихнутых в армейское сообщество Петром Третьим, русская знать не испытывала столь сильной ненависти к варягу на службе российскому престолу, как к нынешнему министру финансов.
Георг фон Канкрин из гессенских дворян, перешедших в российское подданство еще в конце 18-го века, приехал в Россию вслед за своим отцом Францем-Людвигом, известным ученым, стоявшим у истоков соляного и горного дела в России. Образованный и инициативный молодой инспектор немецких колоний в Петербургской губернии не любил сидеть без дела и кроме исполнения своих прямых служебных обязанностей писал всевозможные трактаты на экономические и общеполитические темы. Вскоре после выхода в свет размышлений о военном искусстве император Александр I назначает Канкрина на должность генерал-интенданта действующей русской армии.
Егор Канкрин представлял собой тот редкий, особенно для России, тип чиновника, который превыше всего ставил интересы государства. Он преследовал взяточников и первым предложил поэтапный план ликвидации крепостного права в стране. В общении Канкрин был прямолинеен и обладал настолько едким и саркастическим умом, что его остроты только увеличивали число его недругов.
Ему не могли простить и стремительной карьеры, и нелюбви к российскому климату, и так и не давшейся ему премудрости русского языка. При дворе Канрина за глаза называли нелюдимым ворчуном, немецким мизантропом, и поэтому отстаивать каждый свой проект ему приходилось через жесточайшее сопротивление членов Государственного совета, в целом совершенно не симпатизировавших ему.
Что, кстати, было совершенно необоснованно, если принимать во внимание ту роль, которую сыграл этот жесткий и принципиальный человек в деле улучшения экономики страны, на службе которой состоял.
Заняв в 1923-м году пост министра финансов, Канкрин, пожалованный впоследствии графским достоинством, со временем приостановил падение курса рубля, и теперь был озабочен проведением реформы, которая должна была окончательно стабилизировать денежное хозяйство империи. Однако суть его предложений мало кто понимал, и поэтому заседание Государственного совета могло превратиться для него в настоящее поле брани. А рассчитывать министр мог только на здравомыслие Николая и поддержку Александра.
— Вы плохо себя чувствуете? — спросил цесаревич на немецком языке, с сочувствием глядя, как с трудом Канкрин сдерживает подступивший кашель.
— Имеет значение только то, что я еще что-то чувствую, — скривившись, улыбнулся тот.
Состояние здоровья министра финансов было известно. Его организм так и не смог привыкнуть к промозглости северной столицы, Канкрин был тяжело болен легкими и с разрешения Николая регулярно отлучался на лечение, на воды в Бадене или к солнцу в Италии или Ницце.
— Быть может, нам все-таки стоит перенести встречу?
— Если это случится, то, боюсь, наш следующий разговор будет воображаемым, если только я не воскресну после смерти, — отказался Канкрин в свойственной ему манере подтрунивать надо всем, что не касалось экономики и финансов.
— Как скажете, Егор Францевич, — Александр откинулся на спинку кресла и посмотрел прямо в лицо своему недавнему учителю. — Но прежде я хочу извиниться перед вами, что так долго переносил наш разговор. Вы знаете, экономическая наука — не моя страсть, но тем не менее мне не хотелось бы предстать перед советом полным дилетантом, и поэтому я потратил довольно много времени на детальное ознакомление с вашим проектом.
— Это именно то, на что я надеялся в первую очередь.
— При дворе считают, что я не интересуюсь государственными делами, но я все же стараюсь по мере сил освоить науку руководства великой державой. Ответьте мне, не собираетесь же вы в самом деле вернуть Россию к металлическому рублю? Мы не можем сегодня без бумажных денег!
— К сожалению, Ваше высочество, их количество в России превысило все допустимые нормы. И наши нынешние деньги не имеют реального обеспечения ни серебром, ни золотом.
— А вы не боитесь, что новые деньги будут также ненадежны, как и старые?
— Нет, потому что у нас будет время на их обеспечение. Реформа будет проводиться в два этапа. На первом происходит выкуп старых ассигнаций, а в течение второго выпуск новых кредитных билетов будет происходить с таким расчетом, чтобы бумажные деньги были обеспечены драгоценными металлами.
— Мне почему-то кажется, что этим предложением вы наживете себе еще больше врагов. Когда вы обложили наших дворян акцизным налогом и ввели таможенные пошлины на ввозимые в страну товары, вы укрепили казну, но при этом заставили раскошелиться нашу знать. Это ведь то же самое, что украсть?