Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви
Шрифт:
— Хорошо, — тихо сказала Мария. Голова разболелась с новой силой, и сердце, казалось, выпрыгнет из груди. — Идите и сделайте что-нибудь. Я вам доверяю. И не тревожьте меня более сегодня — мне надо отдохнуть…
Александр молча поклонился ей и вышел. Оказавшись за дверью, он на минуту остановился, чтобы собраться с мыслями. Отец разгадал его — как, когда, почему? Или не разгадал, а решил проверить силу его чувств? Или он снова играет с ним, как кошка с мышкой? Александр почувствовал себя униженным. Император действовал как завоеватель, как абрек — умыкнул самое дорогое обманом, чтобы потом посмеяться над ним и распять его любовь. «Но нет, я так просто
Он застал Николая в стадии сборов. Государь отдавал последние указания перед отъездом в Гатчину. Туда, туда, в Гатчину — в этом Александр ни минуты не сомневался. Николай с интересом взглянул на мрачную решимость сына, пышущего ненавистью и озлобленного донельзя, и знаком отпустил адъютанта.
— Итак? Что сие за сцена? Ты врываешься в мой кабинет, как султан в свой гарем, где уже похозяйничали воры.
— Это Вы написали от моего имени письмо княжне Репниной, прося ее приехать в Гатчину?
— И это все? Я-то думал, случилось нечто ужасное.
— И оно случится, если вы тотчас же не перемените свое решение!
— Вы угрожаете? А ведь это мне впору сердиться на вас. Выдумали обмануть императора! Ей Богу, вы с Репниной, как малые дети. Но да я не намерен вас наказывать, придумали игру в любовь, побаловались и будет. Александр, это же несерьезно. Недостойно будущего императора.
— Я не понимаю, о чем вы говорите? — побледнел Александр.
— Хватит. Хватит притворства, Саша. Лжи и без того достаточно. Вы разыграли неплохой спектакль — признаю, что попался на вашу удочку. Правда, ненадолго. Но теперь все кончено. Все возвращается на круги своя. Вы готовитесь к свадьбе, а мне… Осталось только на самом деле приказать княжне стать моей любовницей.
— Как это вы всегда и делали! — с негодованием воскликнул Александр.
— Не всегда, сын мой, не всегда. Но никогда не получал отказа.
— А как же Натали? И разве наш с ней розыгрыш не означает отказа?
— Стало быть, старею, теряю форму. Но ничего, — я надеюсь, эта ночь мне поможет наверстать упущенное.
— Отец! — Александр и сам не понимал, как это случилось — вдруг рухнул перед отцом на колени. — Я прошу, нет, я умоляю вас, оставьте княжну! Я люблю Натали. Люблю, по-настоящему.
— А как же вы тогда любили Калиновскую?
— Это все другое, все иначе. Я дышать на нее боюсь, лишний раз в ее сторону посмотреть — это же такое испытание! Мука и — радость, когда она позволяет видеть ее, говорить с нею. Я и не целовал ее. Нет-нет! Не смейтесь! Не смог так, как других.
— Бедный мой мальчик! — Николай впервые за эти дни почувствовал себя отцом, а не соперником. — Ты и впрямь влюблен? О, Господи! А я-то хотел наказать тебя за дерзость. Встань, встань!
Николай решительно подошел к сыну, прятавшему лицо в ладонях, и помог ему подняться. Александр не смотрел отцу в глаза — он все время плакал и не мог остановиться. Чувства душили его.
— Полно, Саша, полно! Успокойся и выслушай меня, — Николай выдержал паузу, давая Александру возможность справиться со слезами, и торжественно, хотя и не без иронии, произнес. — Мы, Николай Первый, Император и самодержец Всероссийский, отказываемся от княжны Репниной в пользу Нашего сына, Великого князя Александра… Поезжай к ней, догони ее. Передай Натали, что я зла на нее не держу, и пусть перестанет избегать меня.
Наташа ехала в Гатчину с тяжелым сердцем. Что-то в этой истории с письмом было неясно, непонятно, и странная тревога все больше и больше овладевала
Гатчинский замок предстал перед ней во всей своей пугающей мрачности. Солнце уже зашло, и вдоль аллеи зажжены были газовые фонари, бросавшие на скрипящий под колесами гравий мерцающие мистические тени. При дворе поговаривали, что над Гатчинским домом витают призраки мальтийских рыцарей, отцов масонства. И сам дворец, расположенный на берегу Белого озера, всего лишь одна сторона, видимая сторона Луны, тогда как ее другая сторона — темная, скрыта на берегу соседнего Черного озера, где еще Павлом I, избранным некогда великим магистром мальтийского ордена, был построен Приоратский дворец, предназначавшийся для настоятеля мальтийских масонов.
Карета подъезжала к Гатчинскому дворцу со стороны плаца, и его величественный силуэт высился симметричными куполами и башнями, пугал чернотой бойниц и напоминал контурами средневековый замок или военную фортецию, в которой все было удобно для сражений, а не для жизни, роскошной и праздной. Рассказывали, что под дворцом существовала целая система подземных укреплений, и далеко в леса из здания вел подземный ход, которым в случае опасности могли воспользоваться его обитатели и гости.
Наташа никогда не бывала в Гатчине. Дворец вот уже десять лет был одной из резиденций императора, но пользовался Николай ею не часто.
Прежде, во времена ее первого владельца и создателя графа Григория Орлова это было очаровательное место для веселого времяпровождения. Богатый Орлов щедро заполнял просторные и светлые галереи и залы дворца картинами и статуями, гобеленами и образцами всевозможного оружия. У него была огромная библиотека, составленная из редких книг и других печатных раритетов.
Превращенный в эпоху Павла в бастион, дворец лишился прелестной лужайки перед парадным входом. Были заделаны или перегорожены анфилады и арки, летние веранды и лоджии, придававшие прежнему дворцу ажурность и легкость. Не склонный к амурности Павел превратил по своему вкусу загородную виллу для пикников и отдохновения в крепостное сооружение, подавляющее своей монументальностью и строгостью.
Карета качнулась вперед-назад — кучер натянул удила, чтобы остановиться, но лошади по инерции еще немного потоптались на месте. Наташа выглянула в окно, дворец был погружен во мрак, казалось, в нем никто и не жил. Наконец, кучер открыл дверцу и разложил лесенку. Потом он подал Наташе руку и помог сойти вниз. К ней тут же с подсвечником на три шпажки вышел дворецкий и попросил следовать за ним.
Наташу провели по темным коридорам в правую часть дворцовой пристройки, которая, как потом она узнала, называлось Арсенальным каре. Там располагались комнаты фрейлин, выходившие окнами на плац, пустынный и грустный. Наташе предложили выбрать любую, все они были готовы к приему, но она так устала с дороги, что ответила: «Мне все равно». И поэтому ее оставили в ближней к парадной зале. Дворецкий зажег подсвечники на камине и разжег огонь, затем он вежливо пожелал ей спокойной ночи. Наташа хотела было узнать у него, есть ли еще кто во дворце, но передумала и лишь попросила поставить кресло ближе к камину. Она чувствовала себя неуютно в холодной комнате, да и положение ее здесь представлялось ей отчасти сомнительным.