Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла

Езерская Елена

— Что же такое ты сделал, батюшка? Почему ушел, не дождавшись моего возвращения? Отчего позволил извести себя? Папенька Петр Михайлович, родной ты мой!

— А ты на него не серчай, барыня, — шепнула Матрена. — Всякому свой срок и своя судьба.

— Как же это? Как? Почему? — Анна больше не могла сдерживать слезы.

— Кто ж его знает? — пожала плечами Матрена. — На все воля Божья. И судейская — разберутся, скажут нам все про все. А тебе сейчас о детях думать надобно — обрадовать их, что цела и невредима вернулась.

Лизавете Петровне помочь, а то плоха она уж больно.

— Сейчас к себе и поеду, — кивнула Анна, утирая слезы. — У меня кучер здесь, в минуту до нашего имения домчимся!

— А вот ехать тебе туда не резон, Анастасия Петровна, — испуганно промолвила Матрена и снова принялась кресты класть. — Там теперь оборотень поселился. Вместе со старой барыней Долгорукой.

— Оборотень? — не сразу поняла Анна, и вдруг ее осенило. — Уж не о самозванце ли ты говоришь, Матрена? О том, кто имя старого барона Корфа присвоил?

— Да он не только имя забрал, — подтвердила служанка. — Он теперь здесь хозяином живет. Люд дворовой весь пораспродал, я вот теперича в Званцево числюсь, а сюда на пепелище иногда отпрашиваюсь у Марианны Леопольдовны, она — хозяйка не злобная, не в пример княгине Долгорукой, девок за волосы не таскает, старухам тычков не дает. А меня отпускает поискать на развалинах, может, найду чего по старой памяти. Лишь бы этот не знал да черт его рыжий не проведал, объявился же вот по наши души! Свят, свят!

— Шулер! — воскликнула Анна. — Наш бывший управляющий!

— Точно, он, — перекрестилась Матрена. — С неделю назад я с Егоркой из конюших сюда наведывалась, так он нас застал. Мне спрятаться удалось, не заметил, а Егорку, мальчонку-то, споймал да выпорол, так что тот до сего дня сидеть не в силах. И словом таким обозвал — мародер, говорит!

— Ничего не понимаю! — Анна в сердцах всплеснула руками. — А князь Михаил куда смотрел? Почему, не вмешался во все это беззаконие?

— Так ведь напасть-то одна не приходит! — вздохнула служанка. — Князя в тот час по службе государевой куда-то заслали. И еще не вернулся он. И не знает, что здесь приключилось. Как и ты вот — к разбитому корыту приехала! Нет сейчас у нас других защитников.

— Ты подожди себя хоронить, Матрена, нечего беду понапрасну кликать, довольно уже всего, что случилось, — строго сказала Анна. — Ты вот лучше узнай точно, кого и кому из наших дворовых Шулер с его подельником продали. Я всех домой верну!

— Да куда же нам возвращаться, Анастасия Петровна, — запричитала женщина. — Здесь сплошное разорение, а в доме вашем этот леший хозяйничает. И он теперь здесь главный. Все ему принадлежит. По закону.

— Нет такого закона, который бы при живых наследниках позволял постороннему их собственностью распоряжаться! — вскричала Анна.

— Так ведь он, говорят, и есть наследник! Самого Ивана Ивановича! — Матрена вознесла глаза к небу.

—

Совсем ты меня запутала, — покачала головой Анна. — За то, что рассказала — спасибо, а пока — ступай. Мне же домой наведаться надо. Все самой своими глазами увидеть…

Сказанное старухой повергло Анну в ужас. В один день она узнала, что потеряла отца, свой дом, что сестра лежит при смерти, а дети едва избегли страшной участи, и к тому еще — самозванец поселился в ее загородном имении, обретя защиту в лице безумной Долгорукой, возводящей напраслину на Никиту. В том, что Никита был невиновен в случившемся, Анна и не сомневалась — не тот он был человек. А вот зачем княгине понадобилось его обвинять? И почему она сама жива осталась, а все ее близкие пострадали? И за какие такие заслуги самозваный Иван Иванович поселил ее близ себя и во всем ей потворствует? И не часть ли все это княгининого умысла?

Указав кучеру дорогу, Анна откинулась на сиденье в коляске и задумалась, и чем больше размышляла она об услышанном сегодня, тем тревожнее становилось у нее на душе. Все это выглядело подозрительно и походило на хорошо спланированный заговор. Было странно, что пожар случился именно тогда, когда Михаила не было дома, а по соседству объявился «барон Корф». И горело имение ночью, застав всех живущих в нем врасплох. И почему невесть откуда объявившемуся и пригретому самозванцем Шулеру понадобилось тотчас же продавать отсюда подальше всех дворовых крестьян. Как будто они что-то видели и могли случайно стать свидетелями чего-то, что было некстати новым друзьям — княгине и так называемому «Ивану Ивановичу». Тайна! Здесь точно была скрыта тайна, и Анне предстояло разгадать ее.

Когда въехали во двор имения Корфов, Анна не стала торопиться и дождалась, пока кучер сообразит и кинется к коляске подать ей руку, чтобы помочь спуститься по ступенькам. Анна величаво кивнула кучеру, тут же конфузливо стянувшему с головы картуз и теперь мявшему его в руках, и велела ждать ее. Потом она медленно прошла через двор, ловя на себе удивленные и встревоженные взгляды дворовых. Кто-то смотрел на нее с благостным восхищением, кто-то с испугом, крестясь, точно увидел приведение, но она чувствовала — ее узнали, и теперь крепостные могли воспрянуть духом: их хозяйка была жива, и она возвращается.

Карл Модестович, встретил Анну на крыльце. Управляющий мало изменился за эти годы: Анна отметила лишь, что лысина его стала обширней, а быстрые, бегающие некогда голубые глазки уменьшились до размера бусинок, приобрели пустой молочный цвет. Еще развился в его рахитичной фигуре живот, а в щеках появилась одутловатость. И весь он был какой-то неопрятный и скользкий. Анне даже не пришлось говорить — едва взглянув на нее, Шулер сам отскочил в сторону, точнее отшатнулся, словно упал, повалился куда-то вбок и затих, перепуганный насмерть.