Бедная Настя. Книга 8. Воскресение

Езерская Елена

— Я не стану этого надевать, — попыталась было сопротивляться Анна, но Маркелов ее перебил — резко и с явным раздражением:

— Вы сделаете так, как я вам говорю, или я сам сорву к чертовой матери ваши лохмотья и силой натяну на вас и это платье, и эти чулки.

Маркелов бросил Анне пару новеньких шелковых чулок, и она едва успела их подхватить.

— Да, и не забудьте вот это, — Маркелов достал из кармана испанский гребень из панциря морской черепахи, и Анна принуждена была подойти и взять его из рук своего мучителя, который уже заметно побагровел лицом и готов был в любую минуту взорваться от любого проявления несогласия с ним.

— Вы, кажется, забываете, господин

Маркелов, что я — свободная женщина, я — дворянка, и вы не имеете права ни приказывать мне, ни силою дарить кому бы то ни было! — покрываясь румянцем от возмущения сказала Анна.

— Впервые слышу об этом, — нагло усмехнулся ей тот, садясь к столу и раскладывая на нем какую-то карту, потом он принялся внимательнейшим образом рассматривать ее, и так прошло несколько минут, показавшихся Анне бесконечными, но вдруг Маркелов поднял голову и «заметил» Анну. — Вы все еще здесь, ваше сиятельство? Ступайте к себе и не злите меня более, чем я смогу вынести, не сорвавшись и не решив поучить вас послушанию.

— А ведомо ли вам, господин Маркелов, что я обручена, и мой жених — личный посланник наследника в землях Русской Америки, князь Репнин уже ищет меня, не дождавшись моего приезда? — с вызовом спросила Анна, показывая на кольцо на руке, которым была венчана с Владимиром и которое никогда не снимала с пальца, считая себя связанной с ним — конечно, это была уловка, кольцо не означало ее связи с Михаилом, но в данном случае могло сыграть роль громоотвода. Но Анна просчиталась — Маркелов стремительно встал из-за стола, подошел к ней и, силой вывернув ей руку, снял кольцо с ее пальца и выбросил в открытый иллюминатор.

— Ищет, говорите? — скривился Маркелов, удовлетворенно хмыкнув, услышав, как кольцо булькнуло, достигнув воды, и ушло на дно. — Пусть ищет. Там же, где и это кольцо.

— Вы — негодяй! — Анна, едва придя в себя от этого чудовищного поступка, бросилась с кулаками на Маркелова, но вдруг замерла — ей в лицо смотрело дуло пистолета.

— Послушайте, баронесса, — с угрозой в голосе промолвил Маркелов, — будьте благоразумны и не заставляйте меня применять к вам силу. Вы нужны мне завтра добрая, тихая и свежая — забирайте вещи, ступайте в каюту и готовьтесь к отъезду. И не надейтесь умолить или разозлить меня, все равно выйдет по моему…

Анна вздрогнула и повиновалась — тон его голоса был настолько ужасен, а лик — страшен, что она решила за разумное отступить. На время — эта тактика давала ей передышку и возможность собраться с мыслями. Анна прекрасно понимала всю бесправность своего положения — даже если она начала бы кричать и привлекла к себе внимание с берега, ей трудно было бы доказать свое имя и свое положение. Если бы в результате всего она осталась бы жива, то Маркелов смог бы уверить испанцев в чем угодно и с помощью денег в том числе — он выставил бы ее сумасшедшей, служанкой, женой — кем угодно, и у нее не было бы доказательств против того. Все ее вещи и документы остались на «Америке», и здесь у нее не было иного оружия, кроме как терпение и женской хитрости. И потому Анна смирилась с необходимостью разодеться по указке Маркелова и ждать того, что случится в дальнейшем.

На рассвете Маркелов сам пришел за нею в каюту и произведенным осмотром, судя по всему, остался весьма доволен.

— Браво, баронесса, браво, ваше сиятельство, — улыбнулся он. — Если бы у менябыли другие планы, то я, пожалуй, еще подумал бы, стоит ли отдавать такую прелесть в руки какого-то краснокожего, и сам женился бы на вас. Но… — увы, дело превыше всего! Впрочем, быть может, со временем, если вы паче чаяния наскучите вождю или его убьют, я выкуплю вас обратно. Надеюсь, тех денег,

что принесет мне нефтеносная скважина, хватит, и не только на это.

— Если, паче чаяния, — в тон ему с издевательской любезностью произнесла Анна, — я понравлюсь вождю, и он решит оставить меня у себя, я первым делом попрошу его убить вас. И, надеюсь, у него хватит для этого воинов и оружия.

— Вы — чудо, Анастасия Петровна, — растекся в улыбке Маркелов, — нет, право же, я понимаю вождя, лучше наших дам нигде не сыскать: и собой хороши, и умны, и дюже сообразительны. Одно слово — стервы…

Дорога на фиесту заняла больше двух часов. Баркас, хотя и не был нагружен, шел медленно — он двигался против течения и в гору, но, наконец, причал к берегу, где шумел устраиваемый по договору с индейцами базар, похожий на русскую ярмарку. Индейцы привозили на фиесту свои товары — в основном меха и продукты, табак, испанцы — свои (чай, ткани, украшения, металлическую посуду и разные увеселительные безделушки), запрещенным считалась только торговля оружием, и между делом развлекали аборигенов фокусами и кукольными потешками — чревовещанием. К моменту прибытия баркаса, нанятого Маркеловым, ярмарка была уже в самом разгаре, и поначалу на новоприбывших мало кто обратил внимание. Но когда Маркелов под руку сошел по трапу с голубоглазой красавицей-блондинкой и намеренно громко, обходя торговые ряды, принялся разговаривать с нею по-русски, толпа заволновалась.

Много позже Анна поняла, что легенда о Северино известна здесь каждому, но в первую минуту столь бурное проявление эмоций по ее адресу взволновало ее. И Анна невольно прижалась к своему похитителю, опасаясь за свою жизнь, но тот лишь улыбался — самодовольно и дерзко, и все всматривался вдаль, словно ожидая кого-то или чего-то. И уже к концу ярмарки Анна поняла, что, наконец-то, случилось — интрига, затеянная Маркеловым, начала осуществляться.

Незадолго до завершения ярмарки, которая на этот раз продолжала бурлить народом, кругами ходившим вокруг да около русской красавицы, по толпе пронесся шепот, постепенно перераставший в гул, разом оборвавшийся, когда все, кто торговал или любопытствовал меж рядов по берегу, вдруг расступились, давая кому-то проход, и люди — индейцы, испанцы, мексиканцы единым возгласом выдохнули. — Северино!

И повинуясь этому всеобщему движению, Анна тоже обратила взор свой в том направлении, откуда шла волна, разводившая по разные стороны дороги торговавших на ярмарке людей, и увидела, как по образовавшемуся в толпе проходу медленно движутся три всадника в ярких одеждах, с раскрашенными лицами и в головных уборах из перьев. И тот, кто ехал первым, выделялся своей важной осанкой и значительностью позы. За раскраской, даже когда они приблизились к ним с Маркеловым, Анна не смогла разглядеть его лица, но по всему и так было видно, что первый индеец — высок ростом и наделен атлетическим телосложением. Наверное, это и есть Северино, подумала Анна, и сердце ее замерло в ожидании — что принесет ей эта встреча? Только ли плохого следовало ей ждать от того, чьи мысли и чувства скрывались под слоем краски, а жесты были неторопливы и величественны.

Спешившись, Северино легкой, почти кошачьей поступью, как будто и не касался ступнями, обутыми в мокасины, земли, подошел к Анне и, не спуская с нее огромных карих глаз и не глядя на Маркелова, сказал, обращаясь, тем не менее, к нему и по-русски — к великому удивлению Анны, позже рассеянному рассказом старика-индейца:

— Я помню тебя, торговец, но кто твоя спутница?

— Это мой подарок тебе, вождь, — с не меньшей велеречивостью в тоне ответствовал ему Маркелов, слегка склоняя голову перед Северино.