Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть

Гилберт Майкл

–  Напротив, того, кто там работал раньше и успел уйти.

–  Да, это не исключено, - задумчиво произнес Боун.
– Мне это в голову не приходило. Ведь у меня там не было предшественника. Моя машинистка, миссис Портер, пришла вместе со мной; я хочу сказать, что и она никого не заменила. Принс, который ведет гражданские дела, сменил одного старика, который долгие годы работал в фирме. Но тот ушел уже давно, сразу после Рождества. По-моему, им понадобилось время, чтобы найти замену. Людей по этой части немного. И вот еще кассир-до него был там некий Кларк, и того явно следует иметь в виду. Ведь он ушел всего три недели назад.

–  Колли упомянул его в своем рапорте, - подтвердил Хейзелридж.
–

Но этот отпадает по другой причине: он инвалид еще с Первой мировой. У него только одна рука.

–  А почему это должно означать, что он не мог убить Смоллбона?
– спокойно спросил Боун.

–  Я забыл, что вы не знаете, как тот был убит.

–  Не знаю, - подчеркнул Боун, и добавил: - и советовал бы не строить ловушек, если вы собираетесь мне доверять.

К чести Хейзелриджа нужно сказать, что тот покраснел.

–  Знаете, привычка, - буркнул он и добавил: - Нет, тот на самом деле не мог этого сделать. Смоллбон был задушен проволочной петлей. Бесспорная работа для обеих рук.

5. Вторник

РЕШАЮЩИЙ ФАКТОР ВРЕМЕНИ

I

Как давит на меня материя, и как упрямы факты. Хэйзлит, «Застольные беседы.»

Хейзелридж нашел полицейского фотографа и дактилоскописта Гиссела в разгар работы в кабинете Боба Хорнимана.

–  Я уже работал везде, где только можно, - на свалках, складе в отделении потерь и находок и даже в общежитии женского колледжа, - сказал Гиссел, - но столько хлама сразу в жизни не видел.

–  Можете благодарить свою счастливую звезду за то, что привела вас в контору Хорнимана, - заметил Хейзелридж и оглядел ряды стеллажей и заботливо расставленных папок.
– Это игрушка по сравнению с тем, что я встречал в канцеляриях нормальных, ничем не выдающихся адвокатов.

–  Я в основном имею ввиду все эти книжищи, - пожаловался Гиссел.
– И к тому же на незастекленных стеллажах. Кто угодно мог их коснуться или на них опереться. И непохоже, что когда-нибудь их вообще открывали.

Взял наугад одну книгу и сдул с нее густое облако пыли. «Стулья Его величества, год 1860». Кого, скажите мне, может занимать, на что возлагал Его Величество свой зад в 1860 году?

Хейзелридж задумчиво произнес:

–  Нельзя пускать сюда Хорнимана-младшего, пока мы не закончим, и похоже, будет это нескоро. Пожалуй, лучше мне пока расположиться здесь. С письменным столом вы уже закончили?

Первым вошел старейший компаньон, мистер Берли. Беседа с ним не дала ничего, разве что обоим удалось сохранить спокойствие.

Мистера Берли раздражал вид постороннего человека за столом одного из владельцев фирмы; раздражало то, что сам он должен был сесть в кресло для посетителей; и более всего он зол был на то, что должен отвечать на вопросы, вместо того, чтобы задавать их самому.

Через четверть часа Хейзелридж отпустил его и пригласил следующего.

Грузный мистер Крейн проявил большую лояльность.

–  Ишабод Стокс, - рассказал он, - был пресвитерианином и торговцем рыбой. Одним из старейших клиентов Абеля.

Заметив удивление на лице инспектора, добавил:

–  Не говорю, что он был тем типом клиента, которых мы предпочитаем сейчас, но когда Абель начинал, давно, в конце прошлого столетия, он смотрел на вещи как и каждый молодой адвокат, для которого клиент-всегда клиент. И полагаю, что ни один, ни другой никогда не жалели об

этом союзе. Ведь Ишабод был одним из тех людей, которые на самом деле понимают толк в деньгах. Начал с лавчонки на Коммершел Роад, а когда умер, ему принадлежала без малого четверть рыболовного флота на восточном побережье.

–  А когда это было?
– спросил Хейзелридж, который временами что-то помечал в записной книжке своей старомодной авторучкой; из этих заметок постепенно возникала подробная картина происшествия.

–  Ишабод умер. подождите, в дни Мюнхена, осенью 1938 года. Оставил завещание, в котором назначил Абеля Хорнимана и Маркуса Смоллбона исполнителями своей последней воли и опекунами наследства. Почему именно Смоллбона-один Бог знает. У них со Смоллбоном была общая страсть-оба собирали старую керамику; встретились на каком-то аукционе и там и познакомились. Полагаю, что что обменивались длиннющими письмами о своих черепках и прочей ерунде, но между нами говоря, - добродушно подмигнул мистер Крейн, - я сомневаюсь, что Стокс в состоянии был отличить античную амфору от ночного горшка-по крайней мере таково было мое впечатление, когда пришлось после его кончины продавать его собрание. Но это неважно. Все состояние, как я уже сказал, было разделено на десятки частей для разных благотворительных организаций. Юридически завещание было бесспорным. Ведь все это весьма солидные, почтенные организации. По большей части как-то связанные с рыбами:»Приют ловцов сельдей», «Фонд обедневших рыбаков» и тому подобное. Ишабод сам выбрал их и поручил нам проверить, что речь идет действительно о благотворительных организациях и только потом позволил их вписать в завещание. И если бы каждый, кто пишет завещание, поступал бы столь же осмотрительно, как он, - закончил мистер Крейн, поскольку сам, как и многие его коллеги, весьма пострадал от судебного решения по делу Диплока, - удел адвоката был бы куда счастливее и легче.

–  Таким образом, - заключил Хейзелридж, - вся ваша работа на сегодня состоит в том, чтобы распределять проценты с капитала между отдельными благотворителями.

–  Теоретически это так, но в действительности работы тут гораздо больше. Короче, когда Ишабод умер, его капитал состоял из множества различных частей. Там была недвижимость-он дешево скупил немало участков во времена кризиса в 1931 году, были активы и имущество различных его предприятий, которые нужно было учесть и реализовать. Разумеется, сегодня все уже давно продано и обращено в ценные бумаги. Грубо говоря, Ишабод оставил почти миллион фунтов. После уплаты налогов осталось около полумиллиона-и мы немало намучились, чтоб получилось хотя бы так.

Последние слова мистер Крейн произнес с такой страстью, как будто эту часть своей работы делал почти с наслаждением. Иногда заходил так далеко, что видел сам себя в облике какого-то тучного архангела Михаила, который вооруженный мечем и щитом хранит безоружных перед напором темных сил, воплощенных в злодеях из налогового департамента.

–  Полмиллиона, - протянул Хейзелридж, - и в ценных бумагах. Полагаю, что потом достаточно контролировать все бумаги и акции.

–  Опять теоретически это возможно, - согласился мистер Крейн.
– Но в действительности так не бывает. Не знаю, до какой степени вы разбираетесь в этих вещах, но в каждом таком завещании многое зависит от параграфа об инвестициях. В своем роде гораздо проще, когда дело ограничивается только ценными бумагами. Это нудно, но зато очень просто. Но в этом случае мы получили гораздо большие полномочия. Не то чтобы свободу рук, но почти. Это значит, что нашей задачей было ориентировать фонд на самые выгодные инвестиции, разумеется, достаточно безопасные.
– Если вам что-то неясно, спокойно меня перебивайте.