Бедняк
Шрифт:
– Какой красивый, – тихо сказала она. – Спасибо...
И вдруг быстро вышла из кухни. Александр посмотрел ей вслед, закурил и стал глядеть в окно. Там, в мягких апрельских сумерках, бегали ребята, слышался звонкий голос Наденьки, и Александр подумал, что очень хотел бы иметь такую дочь. О сыне он не вспомнил.
Вернулась Лиля, ровным бесцветным голосом, показавшимся ему чужим, сказала:
– Иди садись, я сейчас тоже приду.
– А тарелки?
– Да ведь тут совсем немного, я сама принесу.
Он пошел в комнату и стал ждать. Торопливое постукивание будильника раздражало
– Интересно, что означают эти иероглифы?
– Не знаю.
Он собрался было сказать, что ему самому хотелось это узнать и в поезде он перерисовал иероглифы в записную книжку, чтобы потом спросить у кого-нибудь, что они означают, но промолчал.
Наконец сели за стол, и Лиля, улыбнувшись ему, вздохнула и сказала:
– Ну что ж, наливай.
– Тебе коньяку?
– Да, только немного.
Выпили почему-то молча, глядя друг на друга. Лиля чуть поморщилась, но тут же тряхнула головой и весело сказала:
– Давно не пила, если вдруг опьянею и начну говорить глупости – не удивляйся.
– Не буду, – Александр улыбнулся.
– Валера говорил, что ты совсем не пьешь?
– Очень редко и мало.
– Почему?
– Ну, как это почему? – удивился он. – А зачем это нужно?
Лиля засмеялась.
– Ну вот, уже ерунду сказала... Действительно, зачем? Но ведь это так модно сейчас. Чуть ли не в любой современной книге герои то и дело пьют – по поводу и без всякого повода, а между выпивками совершают открытия, объясняются в любви, – ну, и все такое прочее. Но мода, как нам популярно объясняют в женских журналах, отражает требования жизни. И в данном случае, к сожалению, аналогия вполне уместна. Мне не так уж редко приходится направлять своих пациентов к психиатру – лечиться от алкоголизма.
– А Владимир пьет? – почему-то спросил он.
– Нет... Хотя однажды он мне признался, что иногда ему очень хочется напиться. Но при мне этого так ни разу и не случилось.
– Почему?
– Он говорил, что хирургам нельзя пить. Каждая рюмка в конце концов скажется.
– Железные у него принципы, – усмехнулся Александр.
– Да, он человек очень целеустремленный, – спокойно сказала Лиля.
– Почему ты ушла от него? – вдруг быстро спросил Александр.
Лиля помедлила с ответом и сдержанно сказала:
– Наверно, потому что не любила его.
– А когда выходила замуж – любила?
Она опустила голову и тихо сказала:
– Не надо об этом, Саша. Может быть, потом я расскажу тебе... Ты ведь не завтра уезжаешь?
– Нет.
– У тебя что, отпуск?
– Да.
Он хотел сказать, что в его распоряжении месяц, – а если она захочет, он сможет задержаться и дольше, – но боялся испугать ее и промолчал,
– Мне – вина, пожалуйста.
И когда снова выпили, Лиля, улыбнувшись, сказала:
– Ну что, начнем с воспоминаний?
Его чуть-чуть покоробила эта прямолинейность, которой он не знал у нее раньше, и опять удивило, что она так верно поняла его, но не стала говорить об этом прямо, а внимательно посмотрела на него и начала издалека:
– Все-таки верно говорят, что профессии накладывают на людей свой отпечаток и в чем-то меняют их характер.
– Как же я изменился?
– Да в общем-то не слишком сильно... Разве что стал солидным, уверенным в себе.
– А разве раньше я был неуверенным?
– Нет, конечно. Но то была, пожалуй, не столько уверенность, сколько самоуверенность юности. Тем более что у тебя были все основания ждать от жизни немалого.
– А у тебя разве не было?
– А у меня не было.
И неожиданно просто Лиля сказала:
– Пока мы были вместе, я тоже ничего не боялась и была уверена, что и мне... выпадет доля значительная. Только не подумай, что я жалуюсь. У меня есть все основания считать себя неплохим врачом, – не потому, разумеется, что я умнее своих коллег, а просто – несколько иначе, может быть, отношусь к своей работе.
– И эта работа тоже изменила твой характер...
– Да, конечно. Когда вплотную сталкиваешься с болью, горем, страданиями и как-то вмешиваешься в это – поневоле начинаешь смотреть на жизнь несколько иначе, чем все смертные... Как-то проще, может быть, даже грубее, но в то же время и глубже. Знаешь, я довольно много читаю...
– Да, я заметил это по твоей библиотеке.
– И вот что иногда удивляет меня. Во многих книгах, – а особенно молодых писателей, – герои живут как будто в каком-то... надземном мире, что ли. Можно подумать, что они воспитывались в каких-то инкубаторах и никогда не жили в семье, не видели ни ссор, ни обид, ни болезней. А что особенно раздражает меня – как пишут о любви. Как будто это что-то... из ряда вон выходящее, настолько необыкновенное, словно и не любили до них миллионы людей. И, кстати, у меня иногда появляется ощущение, что многие люди живут так, будто мир образовался только при их появлении на свет, а до этого – ничего не было, и как умрут они – тоже ничего не будет. То есть они, конечно, знают, что и до них жизнь была и после них будет, но... не чувствуют этого, прошлое и будущее никак, в сущности, не сказываются на их сознании... Не замечал ты этого?
– Да как-то не задумывался, – признался Александр и – подумал: «А я – уж не из таких ли?»
– Да, о чем это я говорила? – спросила Лиля и засмеялась. – Я что, уже пьяная?
– Ну что ты!
– Ну, ничего, если и есть немножко, сегодня можно... А о чем я все-таки говорила?
– О необыкновенной любви.
– А, да... – Лиля вдруг поскучнела и небрежно бросила: – Да что о ней говорить... О любви, как известно, давно все сказано, как, впрочем, и о смерти и множестве других вещей, из которых состоит жизнь человеческая... Разница разве что в том, – Лиля усмехнулась, – что любовь не у всякого бывает, а вот умирать – каждому придется...