Бедняк

Бондаренко Борис Егорович

– Дядь Саш, оставайтесь.

И он согласился, с радостным изумлением подумал: «Неужели я буду спать в одной комнате с ней?»

Они до одиннадцати часов сидели на кухне. Разговор шел спокойный, Александр рассказывал ей о своей работе, – Лиля молча слушала, смотрела на него большими внимательными глазами. А потом он заметил, что лицо у нее усталое, и спохватился:

– Ну, хватит на сегодня, тебе спать надо.

– Да, пожалуй, – просто и необидно для него согласилась Лиля. – Наговоримся еще. Ты посиди, пока я постелю тебе.

Через несколько минут она позвала его:

– Иди ложись, я сейчас

тоже приду.

И он вдруг поразился тому, что услышал от нее. Так часто говорила ему жена – но какая же разница была сейчас между этими словами... Раздеваясь, он подумал о том, что эти же слова могла говорить – и наверняка говорила – Лиля своему мужу, и впервые почувствовал ревность к нему.

Он был спокоен, дожидаясь ее возвращения, но когда услышал, как она раздевается в темноте за его спиной, – у него так бешено заколотилось сердце, что он испугался, и потом с мучительной сладкой болью вспоминал тот душный июльский день, первые мгновения их близости, – а она, помнила ли она об этом? Но сейчас Лиля наверняка ничего не вспоминала – дыхание ее было таким же спокойным и движения – он чувствовал это – размеренными и точными. Но она еще долго не спала, и это обрадовало его, и он наконец решился спросить:

– А ты знаешь, зачем я приехал?

– Да, – сразу сказала она. – Но не надо сейчас об этом.

– Хорошо, – покорно согласился он, обрадованный этим «сейчас». Если не сейчас – значит, потом. Просто, как дважды два.

Лиля наконец уснула, – он понял это по ее дыханию, – а он еще долго смотрел на светлую ровную поверхность потолка, – только это и видно было в комнате, – потом осторожно оделся, пошел на кухню и долго стоял, курил, смотрел на освещенную тусклым фонарем непроницаемо черную землю двора с редкими светлыми пятнами луж и думал.

3

Утром его разбудил тихий шепот Лили и капризный сонный голос Наденьки, которая никак не могла проснуться. Он осторожно повернул голову и чуть приоткрыл глаза. Лиля, уже одетая, ласково уговаривала Наденьку:

– Ну все, доченька, вставай, а то опоздаешь в. школу.

– Ну ма-а-м, – тянула Наденька, – еще немножечко...

– Никаких немножечко... И говори тише – дядя Саша спит.

И Наденька затихла, посидела немного с закрытыми глазами и шепотом сказала:

– Я уже все, мамочка, проснулась, только чуть-чуть осталось.

– Никаких чуть-чуть.

– Ну вот столечко, – показала Наденька на мизинце, все еще не открывая глаз.

– Нет, Надя, все.

– Встаю, – тяжело вздохнула Наденька, и Александру стало жаль ее и чуть-чуть стыдно за себя – ведь сам он мог спать сколько угодно. Он закрыл глаза и притворился спящим. Но когда Наденька оделась и они все еще продолжали говорить шепотом, даже на кухне, и старались не греметь посудой, – он откашлялся, и тут же пришла Лиля, с улыбкой сказала:

– Доброе утро.

– Утро действительно доброе, – весело сказал он, показывая на острый яркий луч солнца, протянувшийся от щели в шторах до стены. – Давно у вас такая погода?

– Дней пять.

– А у нас дожди.

– И у нас еще будут, – пообещала Лиля. – Мы сейчас уходим, а ты поспи еще. Я тебе оставлю ключ, можешь уходить и приходить когда угодно, У Нади есть свой. Еда в холодильнике, не поленись и разогрей. Я

приду как обычно, в пять.

– А Надя?

– В час. Чем ты собираешься заняться?

– Да надо, наверно, город посмотреть.

– Ну, смотри.

И они ушли. Наденька перед уходом серьезно сказала кукле:

– А ты сиди смирно, не шали, пока меня не будет.

И чуть-чуть смутилась, оглянувшись на него.

Но Александр даже и не пытался больше спать, – хотя и заснул ночью около четырех, – сразу встал и, увидев на кухне в раковине горку грязной посуды, с непривычным удовольствием принялся мыть ее, – чего никогда не делал дома, даже если у него и бывало свободное время. А потом, выпив чаю, – он никогда не завтракал, – вышел во двор, мимо любопытных взглядов двух женщин, стоявших на лестничной площадке, с ног до головы осмотревших его. «Ну, теперь будет работы их языкам», – весело подумал он, не сомневаясь в том, что Лиле глубоко безразличны пересуды соседей.

Он прошелся по близлежащим улицам – но все вокруг было незнакомо, чуждо ему. Он даже не мог точно определить место, где когда-то стоял его дом, проданный старшим братом после смерти матери. Подошел к школе – и удивился тому, какая же она маленькая. В воспоминаниях она почему-то представлялась большой, как обычная современная школа. Войти он не решился – просто не знал, о чем станет говорить с теми немногими учителями, оставшимися со времени его ученичества. Да и оказалось, что он не может вспомнить всех даже по имени – запомнилась только Валентина Георгиевна. И Александр поехал в центр – и хотя здесь почти ничего не изменилось за десять лет, но память лишь механически отмечала знакомые места. Взволновал его только вид сквера около театра, где они однажды с Лилей просидели до глубокой ночи и потом возвращались домой пешком по тихому ночному городу. И ему захотелось поскорее вернуться домой, – он так и подумал – «домой», и даже не удивился этому, – увидеть Наденьку и вместе с ней дождаться возвращения Лили. Он накупил цветов, конфет, взял такси, – так велико было его нетерпение, – заранее разогрел обед и, когда Наденька пришла из школы, весело, по-хозяйски скомандовал:

– Ну, раздевайся, мой руки, сейчас будем обедать.

– Ой, как хорошо, что мы вместе будем обедать! – воскликнула Наденька.

– Одной-то скучно? – улыбнулся Александр.

– Конечно... И есть совсем не хочется... Ой, вы и посуду вымыли! – обрадовалась Наденька. – Хорошо, мне не возиться.

– А разве ты моешь посуду? – удивился Александр.

– Конечно, – со снисходительной важностью ответила Наденька. – Я ведь уже большая, а мама приходит с работы усталая, надо же ей помогать.

– Надо, – с улыбкой согласился Александр.

Обедали весело – Наденька беспрерывно щебетала, с детской непосредственностью рассказывала о школе. А когда кончили, Александр сказал:

– Иди делай уроки, а я вымою посуду.

– Сейчас, – со вздохом сказала Наденька. – Я только немножко поиграю с Настей, можно?

– Можно, – сказал он, стараясь говорить безразличным тоном.

Наденька играла с полчаса, и потом Александр напомнил ей:

– А не пора ли браться за уроки?

– Пора, – с сожалением сказала Наденька и, усадив куклу, неохотно стала раскладывать тетради. Александр спросил: