Бедные углы большого дома

Шеллер-Михайлов Александр Константинович

— Какъ же это? — сконфузилась Ольга Васильевна. — Тутъ о дтяхъ говорится и мужъ…

— А вы мужа-то выкиньте и дтей тоже, вотъ оно и подойдетъ. И Ардальоша такъ длалъ. Это, видите, Тараканчиковой прошеніе; счастливое оно такое, всегда на него выдаютъ…

— Кто эта такая?

— А Христосъ ее знаетъ, коллежская совтница какая-то была. Мн, знаете, эту форму-то

одна знакомая дала, помяни ее, Господи, во царствіи Своемъ. Умерла она… Ардальоша былъ тогда малъ еще, охъ-хо-хо!.. Сочинять онъ, голубчикъ мой, тогда еще не умлъ, такъ вотъ съ формы и писалъ.

— Нтъ ужъ, — вздохнула Ольга Васильевна:- я не буду просьбы подавать. Какъ-то совстно.

— И-и, чего, тутъ совститься. Для того и капиталы эти есть, чтобы бдные люди просьбы подавали, — заговорила строптиво Игнатьевна. — Вдь вотъ вы бдняетесь, бгаете, а вдругъ что случится, захвораете, на втеръ будь сказано, тогда деньги-то и пригодятся. Вдь безъ нихъ належитесь, никто и не поможетъ, ваши-то знакомые, чай, и не заглянутъ справиться о васъ. Вотъ знавала я одну учительшу, тоже неподалеку здсь жила; такъ, матушка, какъ захворала она, то ровно деревяжка какая навалялась, такъ и умерла, можетъ и не отъ болзни, съ голода просто. Да что хлопотъ было, какъ пришлось ее чужимъ людямъ хоронить…

Ольга Васильевна задумалась, и передъ нею воскресъ образъ этой брошенной учительницы. Она вздрогнула. Стало ей ясно, что ее ждетъ та же участь, если не будетъ скоплено денегъ. Она теперь думала объ этомъ съ невольнымъ страхомъ. Черезъ день, изъ просьбы вдовы Тараканчиковой вышло, при помощи всхъ жилицъ, прошеніе отъ имени Ольги Васильевны Суздальцевой. Ольга Васильевна краснла, составляя ату просьбу; она готова была выкинуть изъ нея и «ангела кротости и милосердія, и молитвы къ престолу Всевышняго за истинно отеческую любовь» невдомаго для нея его сіятельства, — но ареопагъ феодальнаго государства возсталъ и безъ того на Ольгу Васильевну за то, что она не соглашалась въ своей просьб «припасть къ стопамъ его сіятельства и лобзать его щедрую руку». Наконецъ, просьба написалась и была подана…

Изъ комиссіи принятія прошеній вышло довольно

значительное вспомоществованіе.

— Ну, теперь въ человколюбивое подайте, — жалобно посовтовала капитанша. — Жаль, что вы замужемъ-то не были, дтей у васъ нтъ, а то и отсюда побольше бы на первый разъ выдали.

Разъ сочиненная просьба переписалась снова и подалась. Пріхалъ ревизоръ, сморщенный, тощій, съ разбитыми ногами и мигавшими отъ старости глазами. По совту своихъ опытныхъ наставницъ, Ольга Васильевна объявила, что она живетъ въ одной комнат съ маіорской дочерью, что у нея глаза плохи, и работать она не можетъ. Старикъ, полудремотно сидя на стул и какъ-то тыкаясь впередъ головою, безмолвно слушалъ исповдь просительницы.

— А вонъ, того… пирожки дите… — указалъ онъ на лежавшіе на стол пирожки.

— Батюшка, сть нечего, такъ хозяйка сжалилась, — вмшалась Акулина Елизаровна, уже десятки лтъ знакомая съ ревизоромъ.

— Хоро-шіе пи-ро-жки, — сонно проговорилъ старикъ и нюхнулъ съ ногтя большого пальца табаку.

— Не угодно ли, если не побрезгуете, — предложила Акулина Елизаровна.

— Отъ хлба-соли, того… не отказываются… Что-жъ, попробую, — прошамшилъ ревизоръ и, стряхнувъ пальцы, выпачканные въ табак, взялъ пирожокъ.

Въ комнат воцарилось молчаніе.

— Такъ, того, кто мужъ-то былъ? — очнулся старикъ.

— Я двица, — покраснла Ольга Васильевна.

— Без-д-тная, значитъ… Ну, что-жъ, не у всхъ дти… Да и какія дти теперь!.. Н-да, такъ я, того, похлопочу-у. Охъ-хо-хо! — кряхтя, поднялся онъ со стула и медленною походкою, сопровождаемый поклонами и просьбами бдныхъ женщинъ, вышелъ вонъ.

Получилось и еще пособіе въ пять рублей.

Путь проторялся…

Читатель, вроятно, очень часто встрчался съ бднымъ Трезоромъ — съ Ольгой Васильевной. Вонъ она съ нотами подъ мышкой въ черномъ коротенькомъ плать, въ засаленной кофточк, съ озабоченнымъ сухимъ лицомъ маршируетъ по грязи на уроки, бытъ-можетъ, къ вашимъ дтямъ, читатель…

1886