Бега (Скачки)
Шрифт:
Ну да, ломжинская мафия и этот… Василь…
Я договорилась с пани Зосей, что Завейчика для Моники Гонсовской вызовут. Моника, однако, вела себя так, словно этот Завейчик перестал её интересовать, два выигранных заезда явно её отвлекли. Она вернулась из паддока и сказала мне, что две лошади производят незабываемое впечатление, Этернит и Жаба. Она поставит на них, никто не имеет права их обогнать.
— Теоретически, — охладила я её пыл, — да, конечно, обе от коней дерби-класса, должны бы выигрывать раз за разом, но Батька,
— Придут! — решительно заверила меня Моника. — Если у меня есть хоть капелька представления о лошадях, они не могут не выиграть. Не знаю, которая, они более-менее одинаковы.
Этернит был фаворитом, на Жабу ставили мало, видимо, из-за ученика Мязги, который снижал её ценность. Я поставила на всякий случай и на них, в триплете у меня их не было, я начинала Куявским. Рупор прогремел воззвание к пану Завейчику, которого просят зайти в секретариат. Старший комиссар Ярковский поймал меня под лестницей.
— Это что такое? — спросил он, мотнув головой в сторону иерихонской трубы.
— Гонсовская, та девушка, которая хочет его найти, я же вам говорила, — объяснила я. — Я ей сама посоветовала, чтобы она искала по радио, потому что он может быть всюду.
— А что она про него знает?
— Да почитай, что ничего. Это все её тётка. Как я поняла, это тёткин бывший воздыхатель, а ныне друг жизни. Мне что, надо познакомиться с тёткой?
— Нет, упаси вас Бог. Мы уж как-нибудь своими силами справимся…
Я хотела было спросить, разговаривали ли они с этим Завейчиком вообще, но тут к Ярковскому обратился кто-то незнакомый, — а я увидела, как лысый с кудряшками направляется к кассе по двести тысяч. Меня вдруг страшно заинтересовало, на что он поставит, я бросила Ярковского и помчалась за Фигатом. Он поставил на то же самое, что и Моника Гонсовская. Три-четыре, Этернит с Жабой.
— Вы когда возвращаетесь в свой Лонцк? — спросила я наверху у Моники.
— Да я все время там. Только в ноябре перееду в Варшаву. Я вчера приехала, потому что тётка звонила, она страшно разволновалась из-за этого Завейчика и потребовала, чтобы я ей помогла, но завтра я возвращаюсь. Разве что она упрётся, чтобы я осталась… Я собираюсь возвращаться, скажем так, но начинаю сомневаться, что это у меня получится.
— Может, найдётся этот Завейчик…
— Метя заканчивает двумя лошадьми, тройкой и четвёркой, — сообщила мне Мария. — Дай-ка мне эту железяку для бутылок. Этернит фаворит, а лучше бы Жаба. Болека могу пропустить.
— Гарцовник, господа, Гарцовник! — возвестил пан Здись. — Тут выигрывает Гарцовник! Будет два-шесть!
— И ухо от селёдки! — рассердилась я. — И от жилетки рукава! Соецкий, как же'..
— А Этернит что? — ехидно поинтересовался Вальдемар. — Ногу сломает?
— Шестёрка, почитай, уже висит! — твёрдо изрёк пан
Моника Гонсовская наклонилась ко мне.
— А почему они говорят «висит»? Я все слышу и слышу — «висит». Простите, вы не могли бы мне объяснить?
— Это на табло. То есть на такой там штуковине около судейской вышки вывешивают результаты, номера лошадей, которые выиграли. То есть не вывешивают, а всовывают в такие рамочки, но называют это «висит, кто выиграл». А в разговоре остаётся только одно «висит».
— А, понимаю…
— Для араба вес не имеет значения! — упрямился пан Здись. — Даже если и так…
— На короткую дистанцию! — не выдержал Юрек. — Это же тысяча восемьсот!
— Ну вот именно! Гарцовник! Пятьдесят пять кило!
— Лысый с кудряшками поставил то же самое, что Метя, — сообщила я Марии. — Я случайно подсмотрела, за двести три-четыре. Этернит с Жабой. Что-то мне кажется…
— Мне уже все везде кажется, — перебила меня Мария, просматривая свои триплеты. — Ты можешь посмотреть, что я тут натворила? Погоди, у меня тут проходит Болек… Но два я начинаю Жабой и один Этернитом. Болеком — ни одного!
Я заглянула в её программку.
— Снова не поставила то, что записывала?!
— Да не успела я протолкаться! Диктовала по одной лошади и опять напутала! А квинта показалась мне дорогой, и я её урезала, Боже мой…
Из квинты, которую она заранее себе выписала, три лошади уже пришли первыми, а теперь она записала Жабу, Этернита и Куявского на Фикусе. Шанс выигрыша был огромный, а квинта вся состояла из фуксов.
— Чего у тебя нет?
— Как это чего? Сарновского я выкинула! Слишком дорого показалось!
— Ну да. Скупой платит дважды…
— И что тут делать с таким ботинком, теперь-то уж и сапожников нет…
— ., русские продают у Дворца культуры. Это для пищеварения, а это от насморка. За гроши купить можно!..
— Дёшево вам это самоубийство обойдётся…
— Ну что они там копаются, на десять минут уже опаздывают!
— Бухгалтерия не успевает…
Флажок махнул, арабы послушно вошли в стартовые машины, рванули почти одновременно. Пан Здись бушевал насчёт Гарцовника до половины прямой, я начала уже зубами скрипеть, потому что чёртов Гарцовник свободно лидировал, оторвавшись на пару корпусов. На половине заезда ситуация резко переменилась.
— Выходит Этернит, затем финиширует Жаба с Албанцем, — говорил рупор. — Этернит, Албанец, Жаба, Этернит, Жаба…
— Давай, Жаба! — завопили одновременно Юрек и Мария.
— Вон этого Албанца, куда лезешь, кретин! — бормотала я себе под нос.
— Есть! — вопил какой-то тип за спиной Вальдемара. — Два-пять!!! Давай, два-пять!!!
— Милостивый государь, какие два-пять, три-четыре вдут! — взбесился Вальдемар, резко повернувшись к нему. — Что вы мне в ухо ревёте всякую чушь!
— Ну да, три-пять идут!..