Бега (Скачки)
Шрифт:
Моника Гонсовская слушала все это в остолбенении и ужасе. Зигмуся Осику прорвало, и он изливал душу. Есть такой Эдя Севка, он тоже хотел ездить как следует, так его на кляч сажали, потому что на хороших лошадях у Двуйницкого Замечек ездит, и вот как-то раз наконец заслужил он коня. Три недели старался как черт, за полконюшни работу делал, Двуйницкий разрешил ему поехать на Фламинго. И ему устроили… Ровкович с Вишняком. Фламинго был лучшим конём в заезде, Эдя на нем выиграл бы как пить дать, так ведь оба за ним с первой секунды следили, не давали выехать вперёд, вытолкнули на большую дорожку, ещё и заперли. Тогда Доминика летела к финишу как хотела. Куда ей до Фламинго,
Слухи о Репе, который якобы ещё с жокейских времён правил бал в мошеннических фортелях, ходили уже очень давно. Осика только подтвердил их. Я весьма ясно почувствовала, что ведение следствия мне не по силам. Новый элемент — фотографии Дерчика, этот шантаж, Репа со своим конюшим, ломжинская мафия, таинственный человек извне, связь Замечека со всеми этими делами, Карчак — Господи помилуй, для меня это слишком! Я испугалась, справится ли с этим вся варшавская полиция!
Зигмусь Осика смотрел на меня с предсмертной тоской и отчаянно домогался инструкций касательно дальнейшего поведения. Он вылез из общаги через окно и тайно примчался сюда, но ему все время кажется, что за ним кто-то следит. Он не знает, возвращаться ли ему, не знает, как вернуться, что делать дальше, а в пять утра ему начинать работу, подводить он никого не хочет, потому что работу свою любит. Так что теперь делать?
Идея возникла у меня немедленно, может, и странная, но наверняка безвредная. Я потребовала у Моники что-нибудь вроде пончо. Пончо не было, зато пригодился плащ, точнее, накидка от дождя с капюшоном. Я одолжила также парик её тётки естественного, то есть седого, цвета. Осике я пока велела молчать, держать нос морковкой, а в нужный момент рассказать все полиции. Нужный момент и нужное место полиция выберет сама, чтобы не подвергать его лишней опасности. А пока что он обязан следить, слушать и не подвергать опасности жизнь и здоровье.
Моника была высокая, Зигмусь Осика — небольшой, в пелерине-дождевике он выглядел как чёрный призрак в одеянии со шлейфом. Из-под капюшона виднелись седые локоны. Мы вывели его под руки вместе с Моникой, и я сама готова была бы поклясться, что это её тётке стало плохо. Подозрительных фигур, прячущихся поблизости, мы не заметили, я проверила, не едет ли кто за нами. Осика вышел там, где нужно, уже без накидки и парика, и пробрался на территорию общаги, как я надеялась, без приключений.
— Ужас какой, — сказала Моника на обратном пути. — И какое отношение ко всему этому имеет Завейчик, ведь два убийства.., я ничего не понимаю. Кто-нибудь распутает это дело?
— Сегодня вышли на свет Божий всякие разные вещи, — утешила её я. — Вы только про это никому не говорите, на всякий случай. Сейчас я сама устрою все доносы, мне страшно интересно, что из всего этого выйдет…
Спокойный вечер окончился тем, что любимый мужчина вылетел из дому, поскольку сенсацию насчёт фотографий Дерчика он оценил весьма и весьма серьёзно. Шансы услышать продолжение появились у меня только в понедельник.
В
— Головастый мужик, — сказал с уважением Януш. — Он устроил все ещё вчера вечером. Этого паренька, Янчака, действительно запер на ключ в ветеринарной лечебнице, а сам пошёл в общежитие, нашёл Мартина Дальбу и взял у него шприц. Притворился, будто ищет спирт, который якобы кто-то у него украл, и провёл следствие среди пареньков. По-моему, никто не сориентировался, какой парень ему на самом деле был нужен, то есть человек сделал всю работу за Юзю Вольского. Этот Дальба ему признался во всем, даже шприц отдал с облегчением, а кроме того, сказал, что знает тех двоих, что выводили коней. Один из них бросил шприц на землю — Дальба как раз его и поднял, — а второй забрал шприц с собой. Мы ещё не знаем, что тот, второй, со своим шприцем сделал, мог ведь бросить в огонь в кузнице — и привет. Это одноразовые шприцы, пластиковые…
— Надо спросить в кузнице, не заходил ли кто из конюшен, — посоветовала я.
— Семь человек. В том числе подозрительный.
— Погоди, когда Еремиаш пошёл в общежитие, Осика там уже был? Вальдемар поехал с Янчаком гораздо раньше. Зигмусь успел вернуться?
— Нет, он вернулся во время скандала. Ему все сошло с рук, потому что поводов для крика там было сколько угодно: пара пьяных, девки какие-то, так что у Еремиаша была целая палитра возможностей. Он использовал эти возможности на большой! Шприц уже в лаборатории, может, сохранился хоть маленький след. Дальба этот не дурак, детективы читает, держал шприц за иглу, немного смазал отпечатки, пока всовывал шприц в карман, но что ещё ему оставалось делать? И так поступил разумно, потому что, когда поднимал шприц, не понял ещё, что случилось.
— Сообразительный парень, — похвалила я и решила уговорить Вонгровскую, чтобы она посадила его на хорошую лошадь.
— Что же касается этих снимков, они могли бы оказаться бесценными, да дело плохо, — продолжал Януш по собственной воле, без всякого нажима с моей стороны. — Дерчик был разведён и жил сразу в трех местах. Частично у родителей, частично у бывшей жены, его вещи там ещё оставались, а частично у своей невесты. Обыски мы стали делать ещё вчера, в двух квартирах ничего не нашли, а в третьей нет хозяйки. С прошлой недели она в отъезде, неизвестно где, но мы не будем ждать её возвращения. Есть опасения, что снимки он носил с собой, собирался их как раз продать, и, конечно, убийца все забрал. Но может быть, остался негатив.
— Плёнка тоже могла быть с ним…
— Он что, и правда был таким кретином?
— Нигде не сказано, что не был. А у него вообще фотоаппарат был?
— Был, очень маленький, японский. Жена показала, что он хвастался перед ней чем-то похожим на кожаный портсигар. Она вообще не поняла, в чем дело, но он ей говорил, что в такой мелочи иногда могут таиться большие деньги и что она ещё пожалеет, что с ним разошлась. Это было вскоре после развода, в прошлом году.
— Не знаю, как выглядит плёнка из такой игрушки, но, наверное, она маленькая?
— Кассета похожа на автомобильный предохранитель.
— Ну, тогда он мог сунуть её куда угодно. Спрятать в макаронине. Я даже представить себе не могу, как такое можно найти.
— Что трудно, то трудно…
— А сам фотоаппарат вы нашли?
— Нет. О нем мы лишь от свидетелей знаем, его не только жена видела.
— Ну тогда он пропал безнадёжно. И лошади Дерчика не любили…
— А какое это имеет отношение к делу?
— Если бы его любили лошади, он мог спрятать его где-нибудь в конюшне.