Бега
Шрифт:
— Две тысячи.
— Сколько, сколько?
— Две тысячи рублей.
— Да вы сумасшедший! Две тысячи за пару листов бумаги?!
— Зато каких! Думаю, один уважаемый человек очень сильно расстроится, если узнает, что они остались в чужих руках.
— Не понимаю, о ком вы?
— О Лазаре Соломоновиче. Ведь это он фельетон правил.
По изменившемуся лицу Оршанской, с которого враз исчезли равнодушие и невозмутимость, он понял, что Иволгин не ошибся — рука, действительно, Полякова.
Но значит и письмо, случайно попавшее ему в руки в комнате
— Я… должна посоветоваться, — после слишком затянувшейся паузы ответила графиня. — Приходите завтра утром.
Лавровский усмехнулся:
— Нет, Юлия Хаимовна. Как, наверное, любил говорить ваш папа — сапожник: "А оно мне надо?". Или вы сейчас рассказываете о моем предложении Коле Американцу или… Между прочим, у меня для него найдется ещё одно очень интересное письмецо.
— Подождите. Я сейчас вернусь, — сказала побледневшая Оршанская.
Видно было, намек о том, что он многое знает о её прошлом и упоминание Американца произвели на неё впечатление. Но Алексей решил, что ещё немножечко усилить эффект, делу не помешает:
— Надеюсь, ждать придется недолго? Не в землю же египетскую вы пойдете?
Малинин, к этому времени, несколько раз некрупно выиграл, а потом поставив все на "зеро", продулся в пух и прах.
— Не везёт, — сокрушенно развел он руками.
— А мне, похоже, подфартило, — тихо ответил Лавровский. — Американец, скорее всего, в доме.
Графиня вернулась через несколько минут:
— Вас ждут… Идите на второй этаж. Комната справа, лестница в прихожей.
Насвистывая, Лавровский, неторопливо направился к выходу из зала. До чего же привязчив, этот чертов, "стрелочек":
Я хочу вам рассказать, рассказать,
Как стрелочек шёл гулять, шёл гулять…
В просторной, полуосвещенной комнате сидел за столом высокий, полный блондин с георгиевской ленточкой в петлице сюртука. Это был сосед Лавровского по "Чернышам", отставной поручик Александр Иванович Николаев. Он же, теперь это никакого сомнения не вызывало, Николай Иванович Никольский или Коля Американец. Судя по тому, что рядом с креслом стояла массивная трость, больше похожая на костыль, Аристарх Матвеевич Карасёв не промахнулся.
— Садитесь, — предложил Американец и кивнул на бутылку, стоящую на столе. — Помните, обещал попотчевать замечательным заморским напитком. Угощайтесь.
Алексей взял в руки бутылку, посмотрел этикетку:
— "Капитан Морган", ямайский ром. Не отравлен, надеюсь? Может быть и сигаретой угостите?
Коля Американец восхищенно цокнул языком:
— Всегда знал, что репортеры пронырливые ребята. Признаюсь, даже подумывал, в свою компанию кого-нибудь, вроде вас, привлечь.
— А Емельянцев вам не подошёл? — усмехнулся Алексей.
— Кто? — наморщил лоб Американец, припоминая. — А, этот пьяница, из
"Русских ведомостей". Да я его и не видел никогда. С ним, Байстрюков, царство ему небесное, общался…
Он вытащил толстую пачку радужных сторублёвок и небрежно бросил её на стол.
— Ну, согласны?
Уверен, что я сейчас от жадности все на свете позабуду, подумал Алексей, не на того напал, паскуда. Он услышал, как скрипнул паркет за спиной. Не дожидаясь нападения, швырнул в Американца бутылку, перевернул стол и, вскочив, резко развернулся. К нему подкрадывался человек в синем извозчицком халате. Лавровский перехватил занесенную для удара руку с кастетом и, со всей силы, врезал нападавшему в челюсть. Тот осел на пол. Грохнул выстрел — Алексею обожгло плечо. А вслед за тем ещё несколько выстрелов — это ворвался в комнату с "Наганом" в руках Малинин.
— Ранен? — спросил он Алексея.
— Ничего, — ответил тот. — Чуть зацепило. А вот сюртук придется новый покупать.
Коля Американец сидел в кресле с перекошенным от боли лицом — Малинин прострелил ему обе руки. На полу валялся револьвер, очень внушительного вида.
— "Кольт", — подняв его, сказал Малинин. — Американский.
— Ваше счастье, щенки, что меня Карась обезножил, — прошипел Коля. — Обоим бы шею свернул.
— Обыщи его, — предложил приятелю Малинин. — Может ещё какое оружие имеется.
Другого оружия не нашлось. Зато какое-то письмо и план заинтересовали Лавровского.
— Любопытно, весьма любопытно, — сказал он, пряча бумаги в карман.
Вскоре дом шумел, как потревоженный улей. Полицейские, жандармы, агенты в штатском, Скандраков, Медников, который в этот раз был одет как дворник. Приехал и судебный следователь по особо важным делам Московского окружного суда Василий Романович Быковский.
Посетителей подпольного игорного дома, после составления протокола, отпустили. Колю Американца, графиню Оршанскую, лакея и человека в синем извозчицком халате, оказавшегося Андреем Чесноковым, арестовали.
Лавровский и Малинин были, как говорится, героями дня.
— Метко стреляете, сударь, — похвалил Сергея Евстратий Павлович Медников. — Да и не только стреляете… Какой дурак вас из сыскной выжил?!
Быковский, наклонившись к самому уху Алексея, шепнул:
— Должок за мной. Если угодно, заезжайте завтра, записную книжку почитать.
— Угодно, — охотно согласился Алексей. — С утра и заеду.
Скандраков ограничился было крепким рукопожатием, но излишняя скромность, в число недостатков репортёра Лавровского, не входила.
— Услуга за услугу, господин подполковник. Кто написал донос, точнее ложный донос, на Терентьева? — спросил он.
— Да будет вам известно, все материалы агентурных разработок относятся к секретному делопроизводству. За разглашение меня и со службы…
— Меня не интересует фамилия, — перебил Алексей. — Только подчерк. Похож?
Он достал из кармана сюртука роскошную записную книжку в сафьяновом переплёте, с золотым тиснением. Раскрыл её.
Скандраков взглянул мельком и тут же изрёк: