Бегемот
Шрифт:
Начала нового учебного года с большими надеждами ожидали и Параша, и Гомотетий, и даже сам Сергей Петрович, но когда новый учебный год наступил, завуч Лилия Феоктистовна, как и раньше, всё с тем же своим вечным вязанием в руках, приступила к исполнению своих обязанностей, словно и не жила теперь на свете Верочка Сергеевна Жилина»…
5
Сергей Петрович вздрогнул: он вдруг услышал, как за окном в землю, с хрустом разрезая волокна корней, вошёл остро заточенный штык лопаты; он слышал это так же ясно, словно копали прямо
Сергей Петрович тут же догадался, что это кто-то выкапывает большой куст крыжовника, который сам Сергей Петрович посадил ещё в тот год, когда они с Лилечкой получили квартиру. Забавным было то, что на куст, от которого Сергей Петрович и сам подумывал избавиться, уже были неоднократные покушения: Сергей Петрович не раз по утрам замечал следы этих покушений, но каждый раз куст оставался на месте и каждый год приносил Сергею Петровичу сладкие фиолетовые ягоды. Сергею Петровичу сейчас даже померещилось что-то особенно забавное в том, что именно этой ночью кто-то всё-таки выкопает и унесёт из-под его окна этот его куст крыжовника.
Он несколько раз сжал и разжал пальцы на онемевшей до бесчувствия левой руке. Лилечка, видимо, услышав во сне это шевеление пальцев Сергея Петровича, застонала, потянулась всем телом, замерла и тихо, словно урчала от удовольствия кошка, принялась храпеть.
Прислушиваясь к работе за окном, он снова увлёкся рассказом о себе самом:
«Прошло пять лет после злополучного приказа, – продолжил рассказчик. – Лилечка всё так же работала завучем, а Сергей Петрович всё так же усердствовал на ниве труда и домоводства. Верочка же Сергеевна Жилина росла ребёнком живым, бойким и смышлёным, счастливо соединяя в себе лучшие черты обоих своих родителей.
Как-то вечером, накануне Нового года, Сергей Петрович и Лилечка наряжали для Верочки ёлку, а сама Верочка занималась тем, что давала родителям дельные советы; особенно же она настаивала на скорейшем водружении красной звезды на верхушку ёлки, и на том, чтобы ёлочная гирлянда была зажжена не завтра утром, как ей было обещано, а сейчас же, и на все уговоры родителей лечь спать, отвечала:
– Я ещё немножечко подожду, потому что вы не знаете волшебных слов… А я волшебные слова знаю, но вам не скажу…
И только когда красная звезда оказалась на верхушке ёлки, а волшебные слова «Раз, два, три, ёлочка, гори!» Верочкой всё-таки были сказаны, и гирлянда вспыхнула разноцветными лампочками, Верочка согласилась лечь спать.
За поздним ужином Лилечка рассказала мужу о совещании в гороно: о том, что Зот Филиппович пообещал найти деньги на «замороженный вот уже как лет десять долгострой спортивной школы-интерната» и что Зот Филиппович подыскивает кандидатуру на должность директора этой школы…
Сергей Петрович знал о несчастливой судьбе школы-интерната, от которой давно отказались и областные, и городские власти, и сказал Лилечке, что «совершенно безнадёжно ожидать, что эта школа будет достроена даже и в ближайшие 500 лет…»
Но, несмотря на эти его «ближайшие 500 лет», слова Лилечки неожиданно освежили и воодушевили Сергея Петровича. Он всю ночь не спал, улыбался самому себе в темноте: представлял себе себя директором школы-интерната,
Все эти его ночные мысли были нарядными, весёлыми, многообещающими, как свежая новогодняя ёлка, но так же, как и новогодняя ёлка, быстро засохли, осыпались и были выброшены им к концу зимних каникул из головы за ненадобностью. И так же, как хозяйка в середине лета, выметая из-под дивана ёлочные иголки, удивляется тому, что они всё ещё там лежат, так и Сергей Петрович однажды посреди лета удивился своим мыслям о директорстве, когда наткнулся на них в своей голове.
А случилось это так: однажды, в середине июля, когда Сергей Петрович смотрел телевизор, в комнату вошла Лилечка и сказала:
– Помнишь, Сережа, я тебе ещё зимой говорила о школе-интернате?
– Помню… – сердце Сергея Петровича вздрогнуло от какого-то нового неприятного предчувствия.
– Сережа, я хочу с тобой посоветоваться…
– Советуйся, – сказал Сергей Петрович, не отрывая глаз от телевизора.
– Знаешь, Сережа, Зот Филиппович сегодня сделал мне официальное предложение… – Лилечка как-то ново, незнакомо, тихонько засмеялась. – У него, как оказалось, самые что ни на есть серьёзные намерения – он предложил мне стать директором в школе-интернате… Сказал, чтобы я обдумала все «за» и «против»… Между прочим, Сережа, и о тебе не забыл… Сказал, «муж у вас, Лилия Феоктистовна, человек серьёзный и толковый, вот вы с ним и посоветуйтесь. Потому что дело это непростое, в тепле и неге сидеть сложа ручки не придётся. Вы подумайте…» А потом добавил: «Эх, Лилия Феоктистовна, мне бы вашу молодость, энергию и красоту, я бы тогда, кажется, горы свернул…»
Лилечка снова засмеялась. Потом она ещё что-то говорила о недостроенной школе, но Сергей Петрович её не слышал.
– Сережа, как ты думаешь, соглашаться мне или нет? – спросила Лилечка.
– Ты решай сама… – равнодушно сказал Сергей Петрович. – Я думаю, если бы это место было стоящее, он тебе его не предложил… Я на твоём месте, да и на своём тоже, отказался бы от столь заманчивого предложения…
Сергей Петрович ещё долго, умно и доказательно говорил, а Лилечка слушала мужа, глядя в телевизор, и согласно кивала . Когда он кончил, она посмотрела на него своими умными глазами, увеличенными стёклами очков, и сказала:
– Ты, Сережа, как всегда, прав… Я завтра же откажусь… А Зоту Филипповичу скажу, что муж не разрешает…
6
В конце августа, перед самым началом учебного года, завуча Лилию Феоктистовну Жилину по прозвищу Спица (никто уже и не помнил её прежнего прозвища «Моймужсергейпетрович», а новое она заслужила тем, что всегда держала в руках своё вечное вязание), назначили директором спортивной школы-интерната, а вместо Лилечки в школе № 37 завучем теперь был Гомотетий.