Бегемот
Шрифт:
— Завтрак для приговоренного? — спросил Фольгер, закрыв за собой дверь.
— Сомневаюсь, что вас повесят, сэр. Во всяком случае, не сегодня.
— Вы, дарвинисты, столь милосердны, — сказал он с улыбкой, наливая себе чай.
Дэрин в ответ лишь закатила глаза. Фольгер знал, что незаменим. Хотя ученая леди тоже говорила на языке жестянщиков, но не слишком разбиралась во всяких мудреных технических терминах и, разумеется, не собиралась днями напролет торчать на машинной палубе и в гондолах двигателей. Так что хорошее обращение
— То, что вы помилованы, пожалуй, преувеличение, — заметила Дэрин. — У вашей двери день и ночь будут дежурить часовые.
— Ну что ж, мистер Шарп, — пододвигая себе стул и усаживаясь, сказал Фольгер. — В таком случае я ваш пленник. Чаю? — спросил он, кивая на подоконник, где стояла пустая чашка.
Дэрин подняла бровь: их милость предлагают чашку чая какому-то жалкому мичману? Цветочный запах, исходящий от чайника, возбуждал аппетит. Между ночной суматохой и предстоящим сегодня пополнением корабельных запасов пройдет еще невесть сколько времени, так что ей не скоро удастся позавтракать. Чашка чая, да еще с молоком, куда лучше, чем вообще ничего.
— Благодарю вас, сэр. Не откажусь.
Дэрин взяла чашку — изящный фарфор, тонкий, как бумага, с золотым фамильным гербом Алека.
— Этот восхитительный фарфор вы везете из самой Австрии?
— Одно из преимуществ путешествия в штурмовом шагоходе: куча места для багажа. — Фольгер вздохнул. — Хотя, боюсь, вы держите последний из уцелевших экземпляров. Ему уже два века. Умоляю, не уроните ненароком.
Дэрин, распахнув глаза, следила за тем, как граф наливает чай.
— Я постараюсь.
— Молока?
Она молча кивнула, изумляясь преображению графа. Прежде он всегда казался мрачным: ходил крадучись по коридорам, угрюмо косился на зверушек. Нынче же утром старый аристократ выглядел, можно сказать, приветливо.
Дэрин отхлебнула чай, блаженно впитывая его тепло.
— Вы, похоже, в благостном расположении духа, — отметила она. — Несмотря…
— Несмотря на неудачный побег? — договорил за нее Фольгер, глядя в иллюминатор. — Странно, не правда ли? Какая-то у меня нынче необыкновенная легкость, как будто все заботы взяли и схлынули.
— Это вы о том, — нахмурилась Дэрин, — что Алеку уйти удалось, а вам нет?
— Ну да, собственно, — ответил граф, помешивая в чашке ложечкой.
— И вам от этого легко на душе? Бедный Алек где-то скитается, а вы тут попиваете чаек из помпезной чашечки в тепле да сытости!
Фольгер поднял кружку с силуэтом «Левиафана» и изображением морской раковины на боку.
— Из помпезной пьете вы, молодой человек. А моя вполне простецкая.
— Да
— Радуюсь ли я, что его нет на корабле? — Граф надкусил яйцо, предварительно посолив. — Что ему не придется просидеть в заточении до конца войны?
— А то, что бедняга теперь предоставлен самому себе, пока вы тут завтраки кушаете, весь из себя такой вальяжный?! Да позор вам после этого!
Фольгер заметно напрягся; не донеся до рта вилку с картошкой, он смерил дерзкого юнца взглядом.
Голос Дэрин сорвался на сиплый фальцет, а антикварная чашка едва не треснула в пальцах. Следующую гневную фразу, просившуюся на язык, она проглотила. Внезапно навалилась усталость.
За всей суетой и переполохом она как-то позабыла, что этим бегством Алек наверняка спасает себе жизнь. Но все равно видеть, как Фольгер с самодовольным видом уплетает яйца, было крайне неприятно.
А Алека нет, и он уже не вернется.
Дэрин аккуратно поставила чашку на стол и, стараясь, чтобы голос у нее звучал по-мужски, произнесла:
— Просто вы смотритесь жутко самодовольным. Наверное, это потому, что Алек перестал быть вашей проблемой.
— Моей проблемой? — переспросил Фольгер. — Вы так себе все представляете?
— Ну да. Вы рады, что вам теперь меньше хлопот из-за того, что он на многое смотрел иначе, чем вы.
Фольгер, привычно окаменев лицом, глянул на Дэрин, как на букашку.
— Вы, юноша, понятия не имеете, что для меня значит Алек. Я пожертвовал ради него своим титулом, будущим, честью семьи. Я теперь навеки лишился родины — неважно даже, кто выиграет войну. Я изменник в глазах моих соотечественников, и все для того, чтобы Алек оказался в безопасности.
Дэрин выдержала его взгляд.
— Ага. Только вы не единственный, кто пошел ради него против своей страны. Я хранил секреты Алека, нарушая приказ, и смотрел в другую сторону, когда ваша братия готовила побег. Так что нечего тут на меня давить.
Фольгер, еще немного посверлив ее взглядом, устало рассмеялся. Он наконец-то донес до рта вилку с картофелем и задумчиво пожевал.
— Вы переживаете за него так же, как и я?
— Ну а вы как думали?!
— Н-да, как трогательно. — Фольгер налил им обоим еще чаю. — Я рад, Дилан, что у Алека был такой друг, даром что вы простого происхождения.
Дэрин вновь возвела очи горе: ну до чего эти аристократы упертые!
— Алека готовили к этому моменту всю его жизнь, — между тем продолжал Фольгер. — Мы с его отцом знали с самого начала, что однажды он окажется один на один со всем враждебным миром. И Алек ясно дал мне понять, что он наконец готов двигаться дальше без меня.
Дэрин покачала головой.
— Вы все не так поняли, граф. Алек не желал двигаться один; ему хотелось иметь больше, а не меньше союзников. Он даже говорил, что хотел…