Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет
Шрифт:
– Впечатляет.
– Но все это просто хобби. Ты на подлинное новшество посмотри!
Он подозвал меня к доске, покрытой замысловатой вязью сложных алгебраических функций.
– На самом деле это Поллино увлечение. Новая математическая теория, в свете которой работы Евклида – всего лишь деление столбиком. Мы назвали ее Нонетотовой геометрией. Не стану загружать тебя деталями, просто взгляни сюда.
Дядя засучил рукава рубашки, положил на верстак большой шар теста и раскатал его скалкой в овальный блин.
– Сдобное тесто, – объяснил он. – Для чистоты эксперимента изюм я
– Так.
– Но не в Нонетотовой геометрии! Видишь эту формочку? Правда, с виду круглая?
– Да. Совершенно круглая.
– Отлично, – возбужденно продолжал Майкрофт. – Так вот, не круглая она, смотри! Она кажется круглой, но на самом деле она квадратная. Это Нонетотов квадрат. Видишь?
С этими словами он вырезал двенадцать совершенно круглых лепешечек из теста, не оставив никаких краев. Я нахмурилась и уставилась на кучку кружков, не веря глазам своим.
– Но как…
– Хитрая штука, да? – хихикнул он. – Правда, работает она пока только с Нонетотовым тестом, а оно плохо поднимается и на вкус как зубная паста, но мы над этим думаем.
– Дядя, просто невероятно!
– Мы не знали природы молний и радуг около трех с половиной миллионов лет, котенок. Не отворачивайся от того, что кажется невероятным. Если бы мы замкнулись в своем невежестве, у нас никогда не появилось бы ни гравиметро, ни антивещества, ни Прозопортала, ни термоса…
– Минуточку! – перебила я его. – А термос-то каким боком сюда затесался?
– А таким, моя дорогая девочка, – ответил Майкрофт, протирая доску и рисуя на ней грубое изображение термоса со знаком вопроса, – что никто понятия не имеет, почему эта штука работает. – Он несколько мгновений смотрел на меня в упор, затем продолжил: – Ты ведь не станешь отрицать, что в этой вакуумной фляжке жидкость зимой сохраняется горячей, а летом – холодной?
– Да, но…
– Да, но как? Я изучал вакуумные фляжки много лет, и ни одна из них не дала мне ключа, каким образом им удается распознавать время года. Для меня это, признаюсь тебе, чудо.
– Ладно, ладно. Дядя, а как насчет применения Нонетотовой геометрии?
– Их сотни. Упаковочное и складское дело когда-нибудь переживет революцию. Я могу упаковать шарики для пинг-понга в картонную коробку так, что между ними не останется свободного пространства, штамповать без отходов жестяные крышки для бутылок, просверливать квадратные отверстия, проложить туннель на Луну, правильно разрезать кексы и еще – что круче всего – свертывать материю!
– А это не опасно?
– Какое там, – отмахнулся Майкрофт. – Ты согласна, что материя по большей части представляет собой пустое пространство? Пустоту между ядром и электроном? Ну так вот, приложив Нонетотову геометрию на субатомном уровне, я могу свернуть материю до крошечной частицы ее первоначального размера! Почти все можно уменьшить до микроскопических размеров!
Он на мгновение остановился и погрузился в свои мысли.
– Миниатюризация – это технология, которую просто необходимо применять! – продолжал дядя. – Можешь себе представить наномеханизмы размером с клетку, которые строят, скажем, пищевые
– А «Майкротех»?
– Да, – коротко ответил он. – Откуда ты знаешь?
– Уилбур сказал, что получил там работу – по совпадению, конечно же.
– Конечно, – кивнул Майкрофт, который не поддерживал никаких проявлений непотизма и никогда сам в них не признавался.
– Кстати о совпадениях, дядя. У тебя нет никаких мыслей по поводу того, как и почему они случаются?
Майкрофт на несколько минут погрузился в молчание, пока его бездонный мозг взвешивал и отбрасывал факты по мере их переваривания.
– Знаешь, – задумчиво проговорил он, – по моему твердому убеждению, большая часть совпадений – всего лишь выверт случайности. Если ты применишь к ним гауссову кривую вероятности, то обнаружишь статистические аномалии, которые покажутся тебе необычными, но на самом деле они вполне нормальны, если учесть количество людей на нашей планете и количество различных поступков, совершаемых нами на протяжении всей жизни.
– Понятно, – протянула я. – Это объясняет вещи на минимальном совпаденческом уровне. Но что ты скажешь о крупных совпадениях? Семь пассажирок воздушного трамвая носят одно и то же имя Ирма Коэн! Отгадки кроссворда образуют цепочку «Надоеда Четверг прощай», а сразу после этого меня пытаются убить! Как ты оценишь такое совпадение?
Майкрофт поднял брови.
– Странное совпадение. Но возможно, больше чем совпадение. – Он глубоко вздохнул. – Четверг, задумайся на мгновение над тем фактом, что Вселенная всегда движется от упорядоченности к хаосу. Стакан падает и разбивается, но никогда не случалось, чтобы разбитый стакан сам собрался из осколков и вспрыгнул на стол.
– Согласна.
– Но почему такого не бывает?
– Чтоб я знала!
– Все атомы разбитого стакана опровергли бы законы физики, соберись они снова вместе, – но на субатомном уровне все взаимодействия частиц обратимы. Там мы не можем сказать, какое событие какому предшествует. И только здесь, в нашем мире, можно увидеть, как стареют вещи, и определить четкое направление движения времени.
– И что ты скажешь, дядя?
– Скажу, что этому препятствует второе начало термодинамики, а оно гласит, что разупорядоченность во Вселенной только возрастает. Количественная характеристика этой разупорядоченности известна нам под именем энтропии.
– Но как это связано с совпадениями?
– Вот к этому я и веду, – пробормотал Майкрофт, постепенно увлекаясь объяснением и оживляясь с каждой секундой. – Представь себе ящик с перегородкой: левое отделение заполнено газом, а в правом – вакуум. Убери перегородку, и газ хлынет в другую часть ящика, так?
Я кивнула.
– Но ты ведь не ждешь, что газ сам собой снова соберется в левом отделении ящика?
– Нет.
– Ага! – многозначительно улыбнулся Майкрофт. – Не совсем так! Понимаешь, все взаимодействия атомов газа обратимы, и когда-нибудь, рано или поздно, газ просто обязан собраться в левой половине!