Беги, детка, беги
Шрифт:
Несусь вниз по ступенькам и почти врезаюсь в чью-то грудь, поднимаю глаза и смотрю в лицо моего отца. В этот момент я понимаю. Тебя нет.
Он очень осторожно смотрит на меня, как будто боится, что я взлечу в воздух.
— Где она? — сдавленно спрашиваю я, стоя на ступеньке и опираясь о поручень.
Он просто смотрит на меня и качает головой, как будто кто-то умер.
— Нет... — выдыхаю я. Как будто кто-то ударил меня в живот. Только теперь я понимаю, что значит отпустить тебя, Эмилия. — Нет! — звучит значительно громче. Я хочу броситься мимо отца, но его рука перехватывает меня
— Она уехала, Мейсон, отпусти ее.
— Нет! — кричу я и отталкиваюсь ногами от стены передо мной, папа почти этого не замечает и просто держит меня. — Нет! — ору во всю глотку. — У меня не получится, пап! Я не могу! Папа, пожалуйста! Я просто не могу! — мои ноги подкашиваются подо мной, и я падаю на колени, отец опускается вместе со мной на пол. Горячие слезы бегут по моим щекам. — Верни ее, папа! Я люблю ее…
— Я знаю, Мейсон. — Он не отпускает меня, и я прислоняюсь к нему лбом, как ребенок, потому что сейчас я чувствую себя именно так, Эмилия. Как маленький, беспомощный ребенок. Я ничего не могу сделать, это сводит меня с ума. Почему я отпустил тебя?
— Зачем я ее отпустил? — спрашиваю отца.
— Потому что ты ее любишь. Так было правильно.
— Это не кажется правильным. — Я чувствую шершавую руку отца, которую он прикладывает к моей щеке, заставляя меня посмотреть на него. Такое ощущение, что я смотрю в собственные глаза. Его взгляд смягчился. В последний раз такое было, когда я был еще маленьким. И он говорит мне слова, которые всегда говорил, когда я падал. Когда сломал руку или когда ушиб ногу.
— Это не навсегда, Мейсон. Это пройдет. Ты справишься, ты сильный! — новый поток слез льется из моих глаз, потому что я чувствую, что у меня ничего не получается. Не тогда, когда тебя нет, Эмилия. Когда я успел так сильно влюбиться в тебя? Когда?
Теперь ничего не осталось. Меня больше ничто не держит. Я ничто без тебя. И ничего не могу поделать, когда боль захлестывает меня с такой силой, что я уже не могу устоять. С силой, которая разрушает все стены внутри меня, и все чувства, которые я так яростно отталкивал и пинал последние годы, переполняют меня.
Без тебя я всего лишь оболочка, Эмилия.
И я чувствую, как последний кусочек разума растворяется во мне, уступая место абсолютному безумию.
***
Китон
Мейсон лежит на диване в гостиной и спит, Мисси рядом с ним. Она положила голову ему на грудь, как будто охраняя его сон. Ты стоишь возле меня, и мы смотрим на него. Он выглядит таким опустошенным.
— Что только что произошло? — спрашиваешь меня. Ты все это время стояла наверху лестницы и наблюдала за нами, хотя я не хотел, чтобы ты это видела, Оливия. Некоторые вещи мужчины должны делать в одиночку. Ты так много плакала, Оливия, я не хотел этого. Твое сердце разбито, как и его, и, надо признать, мое тоже.
— Он потерял любовь всей его жизни. Я же тебе говорил. Я увидел это прежде, чем он сам понял.
— Дерьмо, — шепчешь ты, когда до тебя, наконец, доходит. Ты берешь меня за руку и все еще смотришь на него. — Прости, что не доверяла
— Что нам теперь делать, Китон?
Я сухо смеюсь.
— Впервые в жизни не имею понятия, Оливия.
Он спит уже час, как убитый, мы находимся на кухне, когда он резко вскакивает и растерянно оглядывается. Я вижу в его глазах тот момент, когда он снова приходит в себя. Они становятся тусклыми и пустыми, безжизненными. Это нехорошо, Оливия. Он снова скатится, я это знаю, и на этот раз у него не будет ничего, за что можно зацепиться. Что снова вытащит его из темноты. Его взгляд блуждает по комнате и останавливается на мне. Но он не реагирует, а просто встает. Молча проходит мимо нас и исчезает вместе с Мисси в своем подвале. Ты следуешь за ним, и я позволяю тебе, Оливия. Ему это нужно.
***
Мейсон
В моей голове ты стала ею, Эмилия, когда центр моей вселенной сдвинулся.
Я должен был это сделать, потому что иначе любое воспоминание о ней разрушит меня. Я даже не догадывался, что внутренне я такой же мягкий, такой же чертовски хрупкий и нормальный, как и все остальные.
В моем подвале до сих пор пахнет ею. Он всегда будет пахнуть ею, потому что я сохранил ее аромат в своем носу. Мама следует за мной. Я сижу на диване — на том самом диване, на котором она лежала еще несколько часов назад. Мама вздрагивает от здешней обстановки, но я нахожу этот хаос очень подходящим. Мой подвал выглядит так же, как и моя душа. Полностью разрушен. Она просто стоит и смотрит на меня. Я смотрю на нее — на ту единственную женщину, которую любил с самого начала, и всегда буду любить, — и так благодарен, что не совсем одинок и никогда не буду одинок, пока есть она и мой отец. Только теперь я понимаю, как мне повезло с родителями. До меня, наконец-то, доходит. Не каждый бы справился со мной, не выгнав из дома. Вообще-то, никто даже не пытался бы, но мама даже не задумывалась об этом.
— Я все еще чувствую ее, мам. — Черт, я все еще звучу, как потерянный маленький мальчик. Мама подходит ко мне и садится рядом. Потом она притягивает меня в свои объятия и гладит по волосам. Она всегда пахнет одинаково, и обычно я нахожу запах успокаивающим, но сейчас я не могу успокоиться. Как будто кто-то со всей дури ударил меня кулаком прямо в лицо. Я больше не плачу, потому что не осталось ни одной слезинки. Больше ничего не осталось. Я отклоняюсь от нее.
— Больше ничего не имеет значения, мам. Нет никакого смысла.
Встаю и иду в ванную.
35. Ты меня любишь, Мейсон
Эмилия
Мы с Райли едем на машине. Это будет как минимум двенадцатичасовая поездка, Мейсон, и у меня будет очень много времени, чтобы подумать о тебе. Как ты смотрел на меня вчера, как прикасался ко мне и что показывал только своим телом. Даже сейчас я чувствую отголоски этого каждой клеточкой своего существа. Эти чувства были самыми интенсивными, что я когда-либо испытывала, и они выжжены под моей кожей.