Беги, Люба, беги!
Шрифт:
— Гестапо...
– угрюмо глядя в окно, буркнул Жвакин.
Пока она рассказывала, я с величайшим интересом смотрела в окно. День катился к вечеру, затянутое тучами небо отливало тусклым серебром, размывая убегающую вдаль ленту шоссе. Огни встречных машин сливались в мерцающую красно-жёлтую реку, и возникающие за окном пейзажи казались странной смесью
современной реальности и празднично-пряничной сказки.
Через двадцать минут машина остановилась на зеленой улочке возле палисадника, усеянного мелкими голубенькими цветочками. Вдоль него стояло несколько каменных
— Господи, — молитвенно сложив ручки, очарованно зашептала Березкина. — Какая красота!
— Чисто, как в морге! — незамедлительно отозвался Федор Семенович, окидывая недовольным взглядом щедро освещенную улицу. — Просто плюнуть хочется!
Во избежание международного скандала, мы со Светкой живо подхватили хирурга под руки и потащили за направившейся к сказочному крылечку Ингой Львовной. Посколец и Илья Боженков, третий представитель сильного пола в нашем дружном медицинском отряде, подхватили чемоданы и, подшучивая над Жвакиным, потопали следом.
В холле нас встретила радушная хозяйка, и раздала ключи от комнат. Растащив вещи, мы переоделись, умылись, после чего нас пригласили на ужин. Хозяйка принесла бутылку холодного шнапса, чем внесла в тоскующие по родине мужские ряды необычайное оживление. Вскоре госпожа Баггофф поднялась из-за стола, чтобы раздать нам планы на предстоящую неделю. Заглянув в них, все дружно почесали в затылках.
— Однако! — протянул Илья, хлопая глазами на четко расписанные по минутам строчки. — Похоже, до знакомства с достопримечательностями дело и не дойдет.
— Да, — засмеялась, увидев наши враз скисшие физиономии, Инга Львовна, — немцы не теряют время попусту. Но не расстраивайтесь: воскресенья будут свободными!
Это оптимистическое заявление вызвало в наших сплоченных рядах некоторое подобие нервного смеха.
Покрутив свой листок, я улыбнулась:
— Пустяки! У меня в «Медироне» каждый божий день
был такой список. Здесь, по крайней мере, есть графа с надписью «обед»!
Но, как мне показалось, это мало кого утешило.
Вскоре выяснилась еще одна забавная деталь: в номерах не было телефонов. Но в холле "стоял телефон-автомат, и я набрала домашний номер. Никто не снимал трубку. И только потом сообразила: я же самолично разбила телефон!
Утром, ровно в половине восьмого, госпожа Баггофф появилась в холле.
— Вот ваши пропуска... Идемте, Господа, время не ждет!
Пропуска разительно напоминали медироновские, с той лишь разницей, что имели ядовитый желтый цвет и несли информацию на немецком языке. Даже фотографии были те же.
— Что ж, боевые подруги! — пропел Илья Боженков, галантно протягивая руки и помогая нам со Светой спуститься с крылечка. — Вперед! Долг зовет!
Не особенно напрягаясь, мы за десять минут добрались до нужной улицы. Прошли небольшой круглый сквер с неприлично чистым фонтаном в виде дельфина и оказались около трехэтажного белого здания с широкими стеклянными дверями. От стен его в обе стороны уходила высокая кованая
Поднимаясь вслед за госпожой Баггофф по широким гранитным ступеням, я бессознательно хмурилась от возникшего странного чувства, с точным определением которого пока затруднялась. Шедшая впереди Светка вдруг притормозила и, активно вертя по сторонам головой, протянула:
— Батюшки! Ну прямо родной «МедирОн»!
Странное чувство определилось. Березкина была абсолютно права: внутренность помещения напоминала наш центр как две капли воды. Лишь то, что надписи здесь на немецком языке, позволяло надеяться, что все мы не сошли еще с ума.
— Я же говорил, — хмыкнул Жвакин, — стоило сюда тащиться!
Однако было видно, что и он несколько обескуражен. Но, как Довольно скоро выяснилось, самое большое потрясение ждало нас впереди.
Инга Львовна подошла к посту охраны и весело залопотала с огромным бритым наголо детиной. Детина радостно скалился, кивая в такт ее словам и периодически бросая любопытные взгляды в нашу сторону. Сбившись в тесную кучку, мы дружно отвечали ему тем же. Когда взаимопонимание между охранником и госпожой Баггофф было достигнуто, она оглянулась и поманила нас к себе. Меж тем охранник связался с кем-то по рации, читая по бумажке наши имена и презабавно их коверкая. Потом собрал наши пропуска, зарегистрировал и вернул каждому лично в руки, дотошно сверяя оригинал с фотографией.
— Здравствуйте! — неожиданно послышалось сзади. — Добро пожаловать!
Мы оглянулись. Я громко ойкнула.
— Здравствуйте, — растерянно прошептала Березкина, — Шушана Беркоевна...
Но стоявшая перед нами высокая худая женщина с колючими серыми глазами негромко рассмеялась.
— Нет, нет, меня зовут Стелла... Стелла Беркоевна Гламмер. Шушана моя младшая сестра.
— Боже ты мой! — хмыкнул за моей спиной Жвакин. — Давайте уж сразу показывайте нам и брата Исмаиляна!
Все вежливо похихикали, хотя и испытывали большое желание постучать по дереву.
— Фрау Гламмер проводит вас в раздевалку, — поглядывая на часы, объявила Инга Львовна. — Потом в конференц-зал. Я буду ждать там.
И она умчалась прочь, звонко отстукивая каблучками по сверкающему кафелю.
Служебные помещения немецкой клиники полностью повторяли российский центр, лишь незначительно отличаясь в цветовой гамме. Правда, было еще одно небольшое отличие, все же бросающееся в глаза: халаты здесь были чуть белее, полы чуть чище, а охранники чуть строже. Хотя нам и казалось, что такое невозможно.
Лекция началась ровно в восемь. Помимо нас в зале было еще человек сорок. По крайней мере, половина из них были иностранцы, поскольку так же, как и мы, воспользовались аппаратурой синхронного перевода. На сцене возле микрофона суетился маленький кругленький человечек, столь задорно размахивавший короткими пухлыми ручками, что оторвать от него взгляд не было никакой возможности. Как выяснилось чуть позднее, коротышка оказался известным профессором и вообще светилом медицины. Звали человечка профессор Шмерке.