Беги, Люба, беги!
Шрифт:
— Коля, — чистосердечно соврала я, — это тебе. Сувенир из Германии.
К счастью, сосед не стал от подарка отказываться, иначе хорошей истерики мне было бы не миновать. Взяв коробку, он просто кивнул:
— Спасибо!
— Спасибо тебе... — прошептала я и, выйдя на лестничную клетку, позвонила к Мытариным.
Дверь открыл Валера.
— Люба! Привет! А Маринка говорила, что ты завтра вернешься! Ну, как заграница?
— Чахнет, — улыбнулась я.
— А, тебе ключи нужны. — спохватился
Он убежал в комнату и через секунду вернулся со связкой.
– Они?
— Они! — кивнула я.
– А это вам привет от буржуев! — вручила сувенир и распрощалась.
Войти в свой дом оказалось намного легче, чем я ожидала. В прихожей на полочке у зеркала лежала чужая расческа да какие-то блестящие побрякушки. Я заглянула в спальню. Никого. На кровати ярко-красный пеньюар с немыслимым количеством кружев. На столе в кухне две грязные чашки и пепельница, полная окурков . В странном холодном оцепенении я бродила по квартире, пока не добралась до гостиной. На спинку кресла был небрежно брошен мой махровый халат.
— Да что же это такое, в конце концов!!! — раненым носорогом взревела я, кидаясь к креслу. — Своих вещей ей мало?!
В меня словно бес вселился. Я рвала и метала, смерчем носясь по квартире, срывая постельное белье и хватая попадающиеся под руку вещи дивы. Собрав куль, кинула сверху свой халат, грязные чашки с кухни, пепельницу, кое-как связала и спустилась вниз. Выйдя из подъезда, направилась к ближайшему мусорному баку, размахнулась и запульнула туда сверток. Отряхнула ладони и свирепо огляделась вокруг. Сидящие на лавочке бабульки наблюдали за мной в изумлении.
— Здравствуйте! — гавкнула я, и они испуганно затрясли в ответ седыми головами.
Я вернулась назад. Разгромленная квартира выглядела брошенной и жалкой, словно я сама. Постояв немного посреди горестной разрухи, я взяла чистую тряпку и принялась мыть полы.
Около шести вечера, когда я тупо пялилась в телевизор, зазвонил телефон. Я подошла к навороченному красавцу, имеющему автоответчик, определитель и прочие достижения современной техники. На панели высветился незнакомый номер. Меж тем включился автоответчик, и неизвестный абонент дал отбой.
— Как удобно, — равнодушно покивала я и вернулась к телевизору.
В течение часа телефон звонил еще пару раз. На третий, после вежливого сообщения аппарата, что хозяева отсутствуют, раздался женский голос:
— Милый, это я! Ты дома? — Касаревская подождала и вновь загундосила: — Я немного задержусь. Освобожусь — позвоню. Я купила твой любимый коньяк!
— Как мило! — передразнила я, не поднимаясь с места.
Еще несколько минут мне удавалось держать экран
телевизора в поле зрения, но потом изображение растеклось, и я, потрясая кулаками, что есть мочи завопила:
— Чтоб ты облезла,
В половине девятого в замке зашуршал ключ. Я не стала утруждать себя вставанием, продолжая вместе со всей страной гадать, кто подставил кролика Роджера. В коридоре послышались шаги.
— Пупсик, ты тут? — нараспев протянул Олег.
— Нет, — в тон ему пропела я, чуть приглушив звук телевизора, — тут я!
Шаги замерли, послышались шуршание, грохот и звон бьющегося стекла. «Бутылка...» -догадалась я и обнадежила любимого:
— Не бери в голову! Пупсик купила твой любимый коньяк.
Из коридора не доносилось ни единого звука, я даже озаботилась: не скончался ли супруг в одночасье? Прошло не менее минуты, прежде чем там едва слышно скрипнула половица. В дверном проеме показалось смертельно бледное лицо.
— Люба? — хрипло выдохнул Олег, глупо перетаптываясь на одном месте.
Больше ему пока ничего не приходило в голову. Однако я прекрасно знала, что муж всего лишь собирается с силами, знала, что произойдет дальше.
Но я ошиблась. Муж не превратил свой промах в очередной скандал, он вообще повел себя чудно: молча ушел на кухню, где сидел, тиская кулаки и таращась в одну точку. Я не искала этому объяснений. Мне нужно было всего лишь прожить эту ночь. Чтобы наступило утро, утро нового дня и моей новой жизни.
А ночью прошел дождь. Ежась от утренней прохлады, я аккуратно перешагнула лужу и остановилась у края тротуара. Толпа на автобусной остановке роптала, дружно строя предположения насчет исчезнувшего общественного транспорта. Маленькая бойкая старушонка в яркой вязаной кофте ядовито предположила:
— Небось весь ихний парк дождем посмывало!
Толпа одобрительно захихикала. Я тоже улыбнулась
и глянула на часы. Отошла метров на десять и посмотрела налево. К обочине, весело мигая поворотником, сворачивала темно-серая «девятка».
— Здорово, Любовь Петровна! Где пропадала-то?
— Доброе утро, Игорь Федорович! В командировке была. В Германии...
— Вот это да! — восхитился он. — Вот это, едрень-пень, я понимаю! Уважают, знать, тебя на службе-то? Дуру б какую-нибудь не послали!
Я засмеялась.
— А куда ж ты с подружкой прошлый раз подевалась? Два часа вас прождал! — вспомнил Игорь Федорович, закончив восхищаться. — Думал , может, чего случилось?
Пришлось извиняться за ту поездку в Мишкино. Вспомнив о Лидке, я вздохнула.
— Чего ты?
— Подружка сейчас в больнице. Разбилась сильно.
Игорь Федорович совершенно по-бабьи заохал.
— Врачи-то чего говорят? Жить будет?
— Будет. Но в гипсе долго пролежит, не один месяц...
— Жалко, — вздохнул Христенко. — Красивая девка!