Беги, Василич, беги!

Северюхин Олег Васильевич

Там, куда мы зашли, дым висел коромыслом и веселье было в полном разгаре. Между райскими халатами и робами арестантов мелькали писанки и расшитые золотом и серебром мундиры, рясы и ризы, сверкали эполеты и красно-синие лампасы, светились разноцветные нимбы, хлопали белые и черные крылья, довольные морды перемежались со свиными и рогатыми рылами, которые своими копытами отцокивали марш «Прощание славянки» на потеху собравшейся публике.

Гуня сидел во главе стола и приветственно махал мне рукой:

— Братан, вали сюда, тебе место зарезервировано.

Не успел я сесть на свободный стул, как мне на колени плюхнулась полуголая брюнетка средней упитанности и среднего возраста с колыхающимися пышными грудями.

— Не обращай

на нее внимания, — сказал гостеприимный хозяин, — она все сделает сама, а ты давай, ешь, пей, веселись, знакомься с подельниками, все дела будем завтра перетирать.

— Откуда это всё? — спросил я.

— Оттуда, — и Гуня показал большим пальцем вверх, протянув мне меню ужина.

На бумажке мелким шрифтом было написано: «Управление делами… суп-пюре из шампиньонов с гренками, солянка донская с семгой и солянка мясная сборная, паровые кнели из кур, судак по-шведски с зеленью, мясо по-крымски в горшочке, судак, припущенный в польском соусе, икра кетовая, сервированная на льду, натуральный рулет из белуги с зернами горчицы и мака, запеченный мусс из судака с копченым лососем и шпинатом под сливочным хреном, террин из семги с зелеными фисташками, легкий салат из кальмара и осьминогов с ароматным соусом из каперсов, холодная оленина с можжевеловыми ягодами и брусничным соусом, сыровяленые итальянские копчености, копченый язык в янтарном желе, рулет из филе цыпленка с мясом дальневосточного краба, галантин из фазана с лесной ежевикой, сочные томаты с домашним сыром «Моцарелла» и соусом из базилика, традиционные русские соленья, маринованные шампиньоны с зеленым укропом, оливки и маслины, румяная кулебяка с форелью, морепродуктами и икорным соусом, медальоны из косули с ломтиками медовых яблок и соусом из ягод, мини-пирожные ручной работы, мильфей из орехового бисквита с кофейным кремом, водка «Царская», белое сухое вино «Шабли, Жан-Марк Брокар», произведенное во Франции в 2005 году, красное сухое вино «Санта Мария Мореллионо ди Скансано, Маркези ДеФрескобальди», разлитое в Италии в 2004-м, шампанское «Абрау-Дюрсо». Приготовлено по-царски и, вероятно, высококлассными поварами, знающими толк в деликатесах.

На импровизированной и наскоро сколоченной сцене с надрывом пела певица в длинном черном платье, пытающаяся правой рукой как бы перекрестить всех, от чего все пирующие с рогами и копытами шарахались в сторону:

Каждый день начинается утром На восходе большого нуля, Мы с тобой одеваемся шустро Как весной во дворе тополя. Нам ночами спокойно не спится, Эта жизнь, — так судьбе говоря, — Вдруг согнется вязальною спицей, Закрывая нам путь на моря. Между нами сверхтонкая нитка, Что крепка, как пеньковый канат, На столе «Поздравляю» открытка И махровый на теле халат. Ежедневно с утра просыпаясь, Нанизаю свой нулик на гвоздь, И в окно на простор вырываясь, Отпускаю я жизнь «на авось».

Гетеры, сидевшие на мужских коленях, так же пытались крестить ее и подпевали две последние строчки, победно оглядываясь, ну, где же эти мужики с гвоздиками, на которые можно нанизывать нулики?

На смену певице вышел артист с бородкой а ля Мефистофель и запел томным голосом:

Свела судьба нас в жарком мае В тени на узенькой скамейке,

Асфальт на солнце маслом тает, Не жарко людям в тюбетейках. Бросало нас то в жар, то в холод, Как два магнита — взгляд на взгляд, Стучал в груди кузнечный молот, Дрожала в такт ему земля. Мы пили чай в тени под кленом, Сидела вместе вся семья, Подрос на грядках лук зеленый, А я был пьяный, как свинья.

Бурные аплодисменты исполнителям свидетельствовали о том, что праздник достиг того градуса, когда всё воспринимается в радужном свете, после чего начинается накал страстей и драка с поножовщиной.

Глава 66

— Откуда весь этот букет? — спросил я у Гуни.

— Интернационал, — ухмыльнулся он и широко махнул рукой с фужером полным водки, — мы живем как цари, а настоящие цари так не живут, это у нас на посылках владычица морская и все корыта сделаны из редких пород деревьев с вкрапленными бриллиантами. Стоит нам щелкнуть пальчиком, и любой министр с полупоклоном будет стоять перед нами.

— А чего же ты здесь, а не там царствуешь? — лупанул я под дых гостеприимного хозяина.

Покосившись на меня и причмокнув губами, Гуня все-таки ответил:

— Понимаешь, братан, там есть такая штука как Закон. Во многих местах Закон заменен беззаконием, а там, где Закон пишется с большой буквы и закону этому подвластны даже цари с законниками, там не развернёшься. Там народ Закон поддерживает. А там, где закон давит народ, превращая его в население, вот там мы живем подолгу. Долгожители, однако, и все законники и нас на посылках. А я, понимаешь ли, оказался во власти Закона и откинулся сюда.

— Когда же это было у нас? — заинтересовался я, чувствуя пробел в образовании, особенно в историческом, не помня того периода, когда в нашей стране все подчинялись Закону.

— А-а, это не у нас было, — сказал Гуня, — угораздило меня поехать на курорт в одну страну, — ну и решил я кутнуть. Сделал мне один фраер замечание, ну и поплатился за это, а я со всей компашкой оказался здесь. Видишь, три белых пятна на лбу? Когда-то это были дыры, в которые завевал ветер. А сейчас все хорошо, только дорога мне туда заказана. Живые еще могут вернуться, а мертвякам только здесь и место.

— А как ты в рай попал? — удивлялся я все больше, хотя, зная, как у нас делаются дела, удивляться было совершенно нечему.

— Как все, — просто сказал Гуня, — делал пожертвования на храм от доходов сутенеров, игорных домов и продажи наркотиков, имею иконостас богоугодных орденов, вот и сподобился. Не бери в голову, открывай рот и пей, ешь, это тебе не Дух Святой по три раза в день. Ну, вздрогнули, — и он протянул мне свой бокал.

Мы вздрогнули и скоро весь мир сосредоточился в этом прокуренном и заблеванном подвальчике, который казался тем неведомым Эдемом, за веру в который человек предавал другого человека и отправлял его на плаху во имя получения проездного билета сюда.

Потом кто-то вспомнил про Крым, посмеялись над тем, как ловко Россия отжала его у Украины и как украинцы без боя сдали все позиции. Потом по поводу Крыма началась общая драка. Бились молча и жестоко, падая на пол или под стол от удара или повалив своего супротивника, с кем только что пил водку и клялся в вечной дружбе.

Глава 67

Пробуждение было трудным. Точно так же приходили в себя войны после жестокой сечи, ощущая себя придавленными конями или поверженными супротивниками. Точно так же приходят в себя люди после жесточайшей пьянки, отключаясь как от удара дубиной по лбу.