Беглец на задворках Вселенной
Шрифт:
Выражусь кратко: тебе конец. Вопрос лишь в том, будешь ты умирать долго и чрезвычайно болезненно или, скажем, сможешь красиво завершить свои дела, уйдя на тот свет с лёгкостью. Вопрос можно, господа ведущие? Я последний экстрасенс на сегодня или после меня ещё кто-то будет?
– Никого, – сжала губы в яркую красную точку ведущая. – И слава Единому. Как работать, зная, что…
– Чудно. Кто из моих коллег посмеет помогать этому человеку – лично прокляну. Хотя... Хм... А может, пусть попробуют? Как считаешь, дяосюэгуй? – спросил я у Баожэй.
Девушка в ответ пожала плечами.
– А пусть попробуют. Деньги из него потянут, он же это вполне осилит, – проворковал я. – Много наворовал, верно же? Только вот никто тебе не поможет. Никто. Деньги
Я потушил сигарету и принялся гасить свечки, а затем скатывать ещё теплый стеарин в огромный тёмный шар. В комнате стояла звенящая тишина.
– Простите… – промямлил Андрей.
– Я давно простил всех своих врагов, – равнодушно произнес я, – и искренне желаю, чтоб у каждого из них было по три машины: скорая помощь, полиция и пожарная. Я сама доброта.
– Помогите, – нервно облизнулся мужик. – Я не хочу умирать.
– Какой смысл ТЕБЕ помогать? Ты что, как та бабка-потаскуха в платочке, всерьёз считаешь, если поставишь пару свечек и кинешь двести рублей в церковную кружку, то мигом простятся все грехи? Это так не работает, дорогой. Договор с высшими силами о тотальном прощении – это не банальный акт купли-продажи. Ты не на рынке, да и я индульгенции не продаю. Моя работа несколько иного рода. Информирование о каре и собственно само исполнение наказания. Как я сам посчитаю нужным. Довольно здорово, что мне разрешают креативить в этом плане. Просто насылать, скажем, мор, скучно. Вызывать пожар – тоже. Внезапная смерть – не интересно. Просто. Для тебя слишком просто. Ты попытался обмануть саму смерть и её верных слуг, ты хоть понимаешь, на что именно ты замахнулся?
Оценив перепуганное лицо бывшего земляка, я криво усмехнулся.
Вот он, долгожданный момент истины. Возмездие. МЕСТЬ. РАСПЛАТА за грехи былого, от которых не отмыться.
– В полицию иди, вот что я тебе скажу, – процедил я, обращаясь к Андрею. – Подельничков сдавай. Вот прямо всё, что знаешь, как на духу: кто, где, когда… Тогда есть шанс. Он, правда, невелик, сам понимаешь... обиженных мёртвых душ слишком много. Никаких гарантий. Но, имей в виду, «там», – показал я пальцем вверх, – это тебе стопроцентно зачтется. Выбирай. Мучительная ежедневная боль или... вариант попроще, так скажем. Вот мой личный бес не даст соврать. Недаром он тут сидит и ждёт, когда уже можно забрать твою грешную душу. Уже испереживался весь, все ногти на руках сгрыз…
Баожэй громогласно расхохоталась, яблоки так и посыпались из её забавного клетчатого рюкзака.
Я снял с рюмки хлеб, выпил водку и занюхал её ломтём.
– Ну, за вечный покой братьев Ли. Их души отмщены, я считаю. Ты, дорогой мой... как там тебя...
– Андрей, – напомнила ведущая.
– Нет, красавица, он не Андрей, это имя ещё заслужить надо. Он не апостол и не святой, раз по понятиям до сих пор живёт. Это существо достойно лишь прозвища, как животное. Скажем... Кабан. Мерзкий Кабан, – зло процедил я, вставая со стула. – Такое у тебя погоняло было в Хабаре, верно? Фамилия Кабанов же? Кабан ославлен на всю страну. Ату его, ату! Зверь загнан! Не тупите, господа, полицию вызывайте. Это реальный будущий «сиделец», так вижу. Ему не помогать, его судить надо. И не только судом высших небесных сил. Потому что, как говорится, на Единого надейтесь, но сами не плошайте.
Больше ничего я объяснять и говорить не стал. Молча ушёл из квартиры. Восторженная Баожэй потащилась следом за мной.
…Конечно, вусмерть перепуганный Кабан не признал меня: сколько их таких, испуганных и жалких хнычущих родственников, у его должников было… Да и десять лет прошло. Сложно было в уверенном себе злом поджаром мужчине-ведьмаке опознать вчерашнего учителя литературы, рохлю и тряпку. Мягкого и пухлого.
Баожэй была права. Меня родная мать не опознала бы в морге. Два совершенно разных человека. Несчастья нанесли неизгладимый отпечаток на мое лицо. Только не в худшую,
Ирония судьбы.
Глава 45. Качели
После я сделал самую глупую вещь на свете. Уселся во дворе дома, где велись телесъёмки, на качели и долго-долго на них катался, хотя никогда и не любил их. Баожэй терпеливо ждала, пока у меня пройдут эти странные настроения, и ничего не говорила. Просто сидела рядом на скамеечке, как типичная усталая мамаша пятилетнего ребенка на прогулке.
Я качался на качелях, наблюдая, как к дому подъезжает полицейская машина. Всё-таки то ли Кабан внял моим увещеваниям, то ли сами админы проекта поняли, что только маги эту проблему не решат, я не знал, но искренне радовался: есть хотя бы небольшая доля вероятности, что мой обидчик окажется в тюрьме. Нет, Кабан, конечно, в любом случае не жилец, но... Хотелось бы, чтобы не только высший суд его покарал, но и суд людской... И чтобы телезрители понимали, что добро обязательно победит зло. Пусть даже и не сразу. Потому что это правильно. Так и должно быть.
Парадокс. Я терпеть не мог качели, меня даже в автобусе иногда укачивало. Ну вот такой слабак, всё верно. Но мне не стыдно: я такой, какой есть. Полностью себя принимаю со всеми своими маленькими странностями и недостатками, коих у меня целый вагон. Как оказалось, прописная истина не врала: если ты сам себе неинтересен, то другим ты тоже не интересен. Потому что ноль порождает лишь ноль, а отрицание – отрицание. Одно из толкований главного завета Единого – любить ближнего, как самого себя, – подразумевает любовь к себе как образец для любви к остальным и, таким образом, предписывает относиться к себе не иначе, как с любовью.
Поняли, да? Сначала ты сам, а потом остальные. Простое правило. Потому что если ты не любишь себя, то и другим что ты дашь? Ничего. У тебя банально нет любви к людям. Ни капельки. Тебе не из чего черпать это чувство, если оно изначально отсутствует, нечем с другими делиться.
На это понимание мне понадобились долгие годы, а клиническая смерть лишь логично подвела итог моим наблюдениям.
Да, слабак. Да, нюня. Да, тошнотик. По фиг. Я странный. Непутёвый чудик, живущий странной непонятной многим жизнью. И всё у меня идет не по плану. Негармонично. Несоразмерно. Так же негармонично и несоразмерно, как и моё странное лицо с абсолютно непропорциональными чертами. Слишком маленькие глаза, будто наспех прорезанные в общей маске лица. Слишком большой рот. Кривоватые зубы с отчётливой щербинкой справа в верхнем ряду. Но вот ведь в чём дело: симметрия – признак смерти. А в своих чертах я не находил ни единого признака так называемой маски Гиппократа. Ассиметрия – признак жизни; здоровая ассиметрия свойственна всему живому. Ну а я вроде бы как не мертвец, хах. Возможно, как Керан, тот мямля из прошлого, я и сдох, но как Керён – стопроцентно нет.
Прикольно, конечно, было публично самого себя похоронить. Что-то в этом есть. А я-то, главное, в своё время недоумевал, почему столь уважаемая мной Екатерина Вторая сама себе шутливую эпитафию на могилу написала:
«Здесь лежит Екатерина Вторая, родившаяся в Штеттине 21 апреля 1729 года. Она прибыла в Россию в 1744 году, чтобы выдти замуж за Петра III. Четырнадцати лет от роду она возымела тройное намерение – понравиться своему мужу, Елизавете и народу. Она ничего не забывала, чтобы успеть в этом. В течение 18 лет скуки и уединения она поневоле прочла много книг. Вступив на российский престол, она желала добра и старалась доставить своим подданным счастие, свободу и собственность. Она легко прощала и не питала ни к кому ненависти. Пощадливая, обходительная, от природы веселонравная, с душою республиканскою и с добрым сердцем, она имела друзей. Работа ей легко давалась, она любила искусства и быть на людях».