Беглянка (сборник)

Манро Элис

Повезет. Не повезет. Повезет. Не повезет.На большее она не решалась.

Оказалось, трудно не сбиться, когда считаешь выложенные зигзагом кирпичи, особенно если учесть, что над притолокой они выстраивались в прямую линию.

До нее дошло. Конечно, что же еще? Дом контрабандиста. Она представила себе бутлегера: краснолицый, тощий старик, угрюмый и мнительный. В Хеллоуин он сидит на крыльце с дробовиком. Пересчитывает и нумерует сложенные у двери поленья, чтоб соседям неповадно было воровать. Грейс воображала, как в

жару он спит у себя в запущенной, но прибранной комнате (на такой образ ее навела залатанная сетка). Как поднимается со скрипучего кресла или дивана, накрытого засаленным покрывалом, которое давным-давно сострочила для него какая-нибудь родственница, уже покойная.

Грейс отродясь не бывала у бутлегера, но в ее родном городке проводилась тонкая грань между тем пределом, до которого можно опускаться в бедности, и тем, до которого нельзя. Для нее это не составляло тайны.

Она уже не понимала, как ей в голову пришла нелепая мысль о браке с Мори. Этот шаг мог бы стать предательством. По отношению к самой себе. А вот эта поездка предательством не была, поскольку Нил знал кое-что такое, что знала и она. И с каждой минутой Грейс узнавала его все ближе.

А теперь ей померещилось, будто в дверях стоит ее дядя, сутулый, опешивший, и смотрит на нее, как будто она пропадала неизвестно где много-много лет. Как будто пообещала вернуться домой, а потом забыла, и за это время он должен был умереть, но не умер.

С трудом разжав губы, она пыталась заговорить, но он исчез. Тут Грейс начала просыпаться от тряски. Она сидела в машине с Нилом, опять в пути. Оказалось, она заснула с открытым ртом, и теперь ей хотелось пить. На мгновение Нил повернулся к ней, и она почувствовала, несмотря на обдувавший их ветер, свежий запах виски.

Значит, правда.

– Проснулась? Спала как сурок. Извини, нужно было уважить человека. У тебя мочевой пузырь не лопнул?

Эта закавыка не давала ей покоя еще во время остановки. За домом торчала уборная, но Грейс постеснялась выбраться из машины, чтобы туда забежать.

– Вот, мне кажется, подходящее место, – сказал он и затормозил.

Она вышла, прошагала по цветущим зарослям золотарника, дикой моркови и астр и присела. Нил, повернувшись спиной, стоял в таких же цветах на другой стороне дороги. В машине Грейс увидела на полу бутылку. Вроде бы початую примерно на треть.

Он проследил за ее взглядом.

– Не переживай. Я отсюда немного перелил. – Он поднял фляжку. – За рулем так удобнее.

На полу обнаружилась еще и бутылка колы. Нил подсказал, где взять открывашку.

– Холодная, – удивилась Грейс.

– Из ледника. Зимой в этих краях выпиливают блоки озерного льда и хранят в опилках. Ледник у него под домом.

– Там, в дверях, мне померещился мой дядя. Но это был сон.

– Расскажи про своего дядю. Про свой дом. Про работу. Про что угодно. Мне нравится тебя слушать.

В его голосе появилась какая-то новая сила, а лицо изменилось, но не заблестело светом безумия или опьянения. Просто возникло ощущение, что он болен – не страшно, а чуть-чуть, слегка

приболел – и теперь вознамерился убедить ее, что ему лучше. Закрыв фляжку, он положил ее на пол и потянулся к руке Грейс. Сжал ее мягко, по-дружески.

– Ну, ему уже много лет, – сказала Грейс. – На самом деле он мой двоюродный дедушка. Занимается плетением стульев. На словах трудно объяснить, но если бы здесь был стул, я бы показала, как…

– Стульев не вижу.

Она рассмеялась, а потом добавила:

– Скучное занятие.

– Тогда расскажи об интересном. Что тебе интересно?

– Ты, – ответила она.

– Вот это да. И что во мне интересного? – Его рука ускользнула.

– То, что ты сейчас делаешь, – решительно ответила Грейс. – И зачем.

– Ты про то, что я пью? Зачем я пью? – Фляжка снова открылась. – Почему не спросишь прямо?

– Потому что знаю твой ответ.

– И каков же он? Как я отвечу?

– Как-нибудь так: «А чем еще заниматься?» В таком духе.

– Верно. Я бы примерно так и сказал. А ты бы начала доказывать, что я не прав.

– Нет, – сказала Грейс. – Нет. Не начала бы.

От собственных слов она похолодела. Думала, что говорит всерьез, а теперь поняла, что просто пыталась произвести на него впечатление, выставить себя такой же мудрой, как он, но внезапно осознала жестокую правду. Отсутствие надежды – полное, оправданное, вечное.

– Не стала бы? Да. Ты бы не стала. Это облегчение. Ты приносишь облегчение, Грейс.

Прошло немного времени, и он сказал:

– Знаешь, меня что-то в сон клонит. Как только найдем удобное место, я остановлюсь и подремлю. Самую малость. Ты не против?

– Нет. Тебе надо.

– Ты будешь меня охранять?

– Буду.

– Хорошо.

Место, которое его устроило, находилось в городке под названием Форчун. На окраине, в парке у реки, была покрытая гравием стоянка для машин. Опустив спинку сиденья, Нил провалился в сон. Темнота наступила примерно тогда, когда пришло время ужинать, и тем самым доказала, что лето кончилось. Совсем недавно в этом парке кто-то устраивал пикник по случаю Дня благодарения: над площадкой, отведенной для костра, до сих пор поднимался дымок, а в воздухе плыл запах гамбургеров. Этот запах не пробудил в Грейс сильного голода, – скорее, он напомнил, как ей бывало голодно в других обстоятельствах.

Стоило Нилу заснуть, как она вышла из машины. Из-за того, что во время урока вождения они постоянно трогались и останавливались, на ней осела пыль. Грейс ополоснула лицо и руки до плеч – насколько позволяла уличная колонка. Затем, оберегая пораненную ногу, медленно спустилась к берегу и увидела, что река обмелела и заросла камышами. Установленный там щит предупреждал, что ругательства, грубые выражения и нецензурная брань в этом месте запрещены и караются штрафом.

Она опробовала качели, смотревшие на запад. Раскачалась и, взмывая в вышину, засмотрелась на чистое небо – чуть зеленоватое, с тусклым золотом и отчаянно розовой полоской горизонта. В воздухе уже стало холодать.