Беглянка. Найти (и наказать) и полюбить
Шрифт:
Двенадцать окаменевших драконов, двенадцать дней.
За это время оживший дракон должен был суметь призвать свою истинную и зачать с нею дитя. А иначе он вновь превращался в камень. Вернее, рассыпался в каменный порох.
Хоор очень хорошо помнил тот момент, когда его тело стало превращаться в камень. Едва живой отец с тоской смотрел на своего предпоследнего сына. Рядом с отцом находился и Басс. Та же судьба должна была вскоре настигнуть и его. Между братьями была небольшая разница в несколько лет, что по драконьим меркам было сущим пустяком.
В отличие от его братьев, превратившихся в камень ранее, Хоор знал, что судьбу можно будет попытаться
Обратившись в дракона, Хоор прислушивался к тому, как застывает кровь в его жилах, как каменеют его лапы, крылья, хвост, тело. Сердце, зажатое в каменной ловушке, испытывало страшную боль, но в камень так и не превратилось. Оно все еще билось, но билось очень редко и едва слышно. Не окаменели и глаза. Хотя со стороны и казалось, что они такие-же холодные, как и все остальное драконье тело. Но это было не так. Хоор видел и все еще чувствовал. Жив был и его мозг. Представляете, какие адские муки испытывает существо, плененное в собственном каменном теле? Он видел, как год спустя, опустившись рядом с ним, окаменел и последний, самый младший его, самый любимый брат. Видел его, но не мог сказать ему ни слова. Не мог передать тому, как же он его любит. Хотя все то время, что Басс был еще нормальным, он приходил к окаменевшему брату, с которым при жизни они были очень близки. Хоор помнил, как пришел попрощаться с ними отец. Он подходил к каждому своему сыну. Для каждого из них у него нашлось доброе слово, полное любви и раскаяния.
— Ваша мать так и не полюбила вас, — говорил он едва слышным умирающим голосом, — но я-то люблю вас за всех…
Это была правда, и каждый из них знал это.
— …Я очень надеюсь, что когда-нибудь вы оживете. Я верю, что вы восстановите нашу династию. Верю, что наш род не пропадет. Но я вас прошу. Я вас заклинаю. Если только вы меня слышите, не судите свою мать. Она в том не виновата. Простите ее.
Не зная, что его дети все еще слышат, чувствуют и видят его, он обнял каждого, прижался к каждому своей слабеющей с каждым мгновением грудью.
— Я не хочу, чтобы вы спали в каменном мешке. Я хочу, чтобы вы могли видеть звезды, а они могли смотреть на вас.
Из последних сил погибающий дракон летит вверх. Отдавая последние силы, он пробивает своей грудью скалу, сносит своим телом камень, который до него не смог разрушить никто.
Лунный свет ворвался в огромную пещеру через образовавшуюся дыру. Сев у той дыры, глядя на своих замерших далеко внизу сыновей, дракон испустил дух. Его тело не сгнило, не рассеялось на ветру, а тоже превратилось в камень.
Много тысячелетий старый окаменевший дракон охранял сон своих спавших, как думали все, сыновей.
И Хоор, и Басс видели, как возвращались к жизни на короткий срок их старшие братья. Первый, самый старший брат ожил всего спустя несколько сотен лет. Как дикий, бешенный зверь, он пытался вырваться из огромной скалы. Ее стены сотрясались от ударов могучего дракона, в разы превосходившего и размерами, и мощью современных драконов. Все двенадцать дней он метался и звал свою истинную пару. В ужасе жители древнего мира наблюдали за сотрясавшейся скалой. И лишь на двенадцатый день у зиявшего чернотой входа в пещеру приземлилась драконица. Она дрожала от страха, но не в силах была устоять перед зовом своего истинного. Она вошла в пещеру.
Только одиннадцать каменных братьев,
Никто не знал, откуда взялись разукрашенные жрецы, появившиеся после того пробуждения возле несчастной невесты. Они преподнесли ей сундуки, полные несметных богатств. История умалчивает, что стало с той девушкой. Но ходят по миру байки, что именно та, первая невеста родила первого каменного дракона. Правда, не от проклятого рассыпавшегося в прах дракона, а совершенно от другого отца.
Именно после гибели первого брата в пещере вдруг появилась женщина. Одетая в черные одежды, она долго стояла над прахом дракона. Затем вдруг подняла к звездам лицо и глядя на окаменевшую статую мертвого отца-дракона сказала:
— Как жаль, что твой сын пошел по твоим стопам.
Женщина по очереди подходила к окаменевшим драконам. Темная накидка надежно скрывала ее фигуру, ее лицо.
Когда же очередь дошла до Хоора и Басса, спавших рядом, прижавшись друг к другу каменными боками, женщина неожиданно протянула к их мордам руки.
— Ведь вы и мои чада тоже. Неужели и вы будете столь же жестоки, как ваш отец?
Впервые в глазах женщины, в которой драконы узнали свою мать, они увидели боль и переживания. Не за ее горькую судьбу. А за них.
Все те тысячелетия, что Хоор и Басс ждали своего часа, они вспоминали слова своей матери:
— Жестокость никогда не позволит прорасти семени.
Много лет Хоор и Басс наблюдали, как пробуждались и рассыпались в прах их братья. Кто-то попросту не дождался своей истинной. Кто-то так и не решился, дождавшись ее, дотронуться до невесты. Кто-то просто не смог остановить на ком-то свой выбор. Кто-то и вовсе насиловал всех девушек подряд…
С каждым разом появлялось все больше и больше девушек, мечтавших стать истинной для древнейших драконов. С каждым годом древняя легенда обрастала выдумками и небылицами. Их седьмому брату пришлось вылавливать из пещер их тюрьмы сорок две девушки! Кое-кто из них, услышав песнь дракона, решили, что это именно их зовут. Некоторых девушек и вовсе родственники насильно приволокли в пещеры, надеясь, что именно там их драконы запоют песнь истинной.
Но ни одному из их старших братьев так и не удалось зачать наследника. После гибели каждого брата перед ними появлялась мама. Все такая же прекрасная. Все такая же несчастная.
К тому времени, когда пришла очередь Хоора оживать, он уже в конец отчаялся и разочаровался. Наверное, отец не правильно понял смысл проклятия. Наверное, в том проклятие и заключалось, что чтобы они не делали, сколько девушек они не покрыли бы своим семенем или, наоборот, сколько бы их вовсе не отпустили, исход — один. Смерть.
И вот однажды одним ясным днем, когда стены их темницы были расцвечены солнечными зайчиками, Хоор почувствовал что-то странное. Это было такое странное и давно забытое ощущение, что ему на короткий миг даже подумалось, что это всего лишь разыгравшаяся фантазия. Его сердце забилось чаще, затрепетало, словно пойманная в силки птица. Он мысленно встрепенулся. Не раз за последние тысячи лет ему казалось, что он сходит с ума.