Беглые в Новороссии
Шрифт:
– Владимир Алексеевич, надо ехать. Ведь я верхом, а до нашей усадьбы двадцать верст будет.
– Да разве завтра у вас уроки? кажется, завтра праздник!
– Но ведь я вам сказал, что мы после обеда едем в город...
– Ах, извините, точно: сейчас я вам дам деньги; только остались бы вы у меня переночевать,- а утром и доедете...
– Нельзя, право нельзя: хозяин наш человек строгий, из донских; вы их знаете?
– Как не знать! Скажите, однако, это он, что ли, гувернантку свою, московскую институтку, поколотил, и она пешком ушла к ногайцам, лет пять назад?
– Кажется... Может быть... я, право, не знаю!..
– О, еще скрываете! Он с кнутом гнался за
Они пошли.
– Извините, ваше имя и отчество?
– Михайлов, Иван Аполлоныч,- ответил, поклонясь, хорошенький студент.
– Ну-с, Иван Аполлоныч, я вам триста рублей дам, а вы мне сослужите службу!
Михайлов поклонился.
– Я бы вам сам дал денег; и вот они,- недалеко за ними ходить! Но вот в чем дело: вы слышали сегодня о священнике, отце Павладии? У него есть воспитанница,- понимаете, друг мой? У меня на нее есть виды,- поняли?
Студент покраснел.
– Ну-с, вы к нему, под предлогом займа денег, и поезжайте; он падок к хорошим процентам и даст.
– Но он меня не знает.
– Я напишу поручательство.
– Отчего же вам самим к нему не съездить, насчет этой-то его девочки, если уже вы...
Студент не договорил и опять покраснел.
– Нельзя; я уже имел с ним ссору за одну девочку, а на людей моих плоха надежда. Они мне помогут после. А тут нужно только узнать, что у него за приемыш этот и стоит ли она внимания? Вы как-нибудь устройте так, чтобы ее увидеть; если нужно, то и заночуйте; да уж лучше всего поезжайте сейчас. Дело денежное, само себя оправдывает.
– А далеко это?
– Да верст семь будет, девять, не больше.
Студент посмотрел на часы.
– Теперь уже девятый час, не поздно ли будет?
– Чтоб ехать сейчас? и отлично, поезжайте! Я вам дам своего коня, а ваш отдохнет. Отец Павладий много читает и поздно ложится спать. Поезжайте. Только вы оттуда ко мне заверните и разбудите меня, хоть за полночь будет. Я положусь на ваш вкус, только посмотрите.
– Извольте: очень благодарен, и если увижу вашу незнакомку, то к свету еще ворочусь к хозяину, а вам все расскажу в подробности.
Письмо полковником к священнику написано, лошадь оседлана, дорогу рассказали, и при взошедшем месяце легкоподъемный юноша поскакал тропинкой в Святодухов Кут. Будущий коммерсант не думал об усталости, не помышлял, что в одну ночь, с поездкой за деньгами, ему придется сделать верхом верст за тридцать. Он скакал и скакал, рисуясь перебегающею тенью по росистым холмам и лощинкам.
IV
Святодухов Кут, жилище священника
Скоро мелькнул перед студентом овраг, перешедший потом в глубокую балку, лесок, золотая маковка церкви и белый домик на склоне оврага. Повеяло сыростью от невидимого пруда. Высокий плетень, утыканный терновником, окружал домик... Все здесь как будто уже спало, когда подъехал студент; но скоро свет мелькнул из низенького, кустами и деревьями окутанного домика. На топот коня сам священник показался на крыльце и со свечкой встретил Михайлова.
– Здравствуйте; от кого вы?
– От Панчуковского, с письмом.
– От Панчуковского? Пожалуйста!
– А я думал, что вы уже спите.
– О нет, вечер отличный, я только что воротился с поля, гулял. Вы кто-с?
– Студент одесского лицея Михайлов. Вот вам письмо Владимира Алексеича.
Вошли в комнату. Священник прочел письмо, посмотрел на гостя, потом опять на письмо и сказал: "Очень хорошо-с!" - и засуетился. Зажег в главном углу приемной комнаты, у лампадки перед киотом, другую свечку, поставил на стол
"Верно она!" - подумал новый Лепорелло и с замирающим сердцем сел в углу, осматривая комнату. Все студенту казалось таинственным. Вошел священник и, тихо шелестя рясою, также сел. Студент рассмотрел его больше: это оказался совершенно круглый, приземистый и тучный старичок с отекшим лицом, красноватой мясистою лысиной, едва прикрытою прядями седых волос, с утлою косичкой, перевязанною полинялою ленточкой, и в камлотовом сером подрясни-ке, под гарусным стареньким кушаком. Он сел в кресло против Михайлова и посмотрел на него.
– Вы здешний?
– спросил он с улыбкой.
– Нет, я родом из Одессы, на летних кондициях...
– У купца Шутовкина?
– Точно так-с. А вы почем знаете?
– Слышал, про вас говорили мне, что вы способны на все руки-с...
Михайлов покраснел.
– Вы давно знакомы с господином Панчуковским?
– Второй раз его вижу; я с ним познакомился у нашего хозяина.
– А! извольте-с. Деньги я вам сейчас дам. Он пишет, что ручается за вас и что вы завтра же рано едете в город. На что же это вам деньги?
– На одно нужное дело. Я хотел бы на них кое-что заработать...
Священник встал и, сказав за дверь: "Оксана, скорей самоварчик!" опять тихо сел.
– Извините; я вижу, вы действительно торопитесь; но позвольте мне, дикарю, за одолжение вас деньгами, хотя полчаса побеседовать с вами. Что нового-с в свете, в литературе? Вы давно из Одессы? Мы так редко видим людей, способных носить имя людское...
– Месяц назад.
Священник взял пачку книг с дивана.
– Вы не думайте, чтоб мы, здешние священники, были чужды света. Вот вам Гоголь, вот Пушкин: на последние деньги справил-с. Вот и "Космос" Гумбольдта. Скучновато в степи, особенно зимою. Мы и коротаем время, чем можем. Позвольте-с... Вы читали изданную за границей книгу о сельском духовенстве в России?
Студент хотел удержаться, но сильно покраснел. "Каков?
– подумал он с досадой,- живет в глуши, а все знает; ну, что же? и я недюжинный человек! Но, впрочем, об этой-то книге я где-то что-то слышал; кажется, нападки на духовных!" И он бойко ответил:
– О, как же ! Читал. Галиматья, пасквиль на Россию, вздорная брань!..
Священник тихо крякнул, придвинулся к столу и, перебирая листики журналов, ласково возразил:
– Э, нет, молодой человек! не грешите! что пользы всем нам обманывать друг друга? Много правды в этой беспощадной и резкой книге. Верите ли, я плакал, читая ее. Ни "Копперфилд" Диккенса, ни "Шинель" Гоголя, над чем я зачитывался уже теперь, на старости лет,- ничто меня так не трогало... Поднят и наш забытый вопрос!.. Пора, о давно-с пора!