Бегом на шпильках
Шрифт:
— Натали, — ответил Робин. — Как правило, я не поощряю того, чтобы мои ученики отправлялись в длительное путешествие практически сразу же после начала курса. Чтобы получить квалификацию, нужно отработать как минимум шестьсот часов, и если ты хочешь начать преподавать самостоятельно до того, как тебе стукнет сто пять лет, то придется с этим смириться. Мне нужно знать, насколько твердо ты все для себя решила. («Ой, конечно, твердо, еще как твердо, и если ты скажешь „нет“, я никуда не поеду!») О’кей. Но еще очень важно правильно выбрать время. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы заставлять тебя, если сейчас твои мысли заняты чем-то другим. В общем, так. Я сделаю исключение, и эти первые несколько недель мы будем считать предварительной
Потрясенная его доброжелательностью, я буквально рассыпалась в благодарностях. Хотя и опешила слегка из-за того, что меня рассматривают в качестве ученицы «с особыми потребностями». В общем, как бы то ни было, завтра в 16:30 я должна быть в студии. Я с удовольствием отправилась бы туда прямо сегодня, но сегодняшний день — сущий кошмар. Мне нужно написать небольшую заметку для театрального друга Мэтта. Потом заскочить в кулинарию, чтобы миссис Эдвардс показала мне, как готовить капучино и управляться с ломтерезкой. Потом надо бы сделать стрижку. Еще нужно позвонить в банк, договориться о превышении кредита. И наконец, Бабс с Саймоном пригласили меня сегодня вечером на ужин, и мне хотелось бы купить им какой-нибудь подарок. Учитывая, в каком состоянии был Саймон во время нашей последней встречи, шампанское и вообще алкоголь, как мне кажется, абсолютно неуместны. Бабс сказала, чтобы я не вздумала что-нибудь приносить, но мне самой хочется. Я была тронута и одновременно шокирована, когда она позвонила: мы ведь никогда раньше никуда не приглашали друг друга официально, «по-взрослому». И выпалила, не подумав:
— Пожалуйста, не считай, что ты обязана приглашать меня!
И в ту же секунду почувствовала себя неблагодарной скотиной. К счастью, Бабс восприняла мои слова правильно и ответила в том же духе:
— Пожалуйста, не считай, что ты обязана приходить!
— Я хочу, очень хочу, — сказала я поспешно, едва удержавшись от неуместных вопросов, так и вертевшихся на языке.
А я не поставлю Саймона в неловкое положение? Не получится так, что все мы только и будем думать, что о том нападении в баре? Неужели Бабс ничего не имеет против слонихи в своей гостиной?
— Если ты беспокоишься насчет Саймона, то прошу тебя: ради бога, не надо, — заявила Бабс абсолютно беззаботным тоном, в то время как я, вся съежившись, усердно корчила в телефон рожи из разряда «пожалуйста, только не это». — Он сам ужасно хотел, чтобы ты пришла: начать с нуля и все такое. Обещал на этот раз не набрасываться на тебя за канапе!
— Иди ты, Бабс!
— О, я знаю, — ответила она, изображая притворное отвращение. — Канапе. Никому не говори.
Мне отчаянно хотелось спросить, будет ли Энди.
— А кто-нибудь еще будет?
— Только один человек, — промурлыкала Бабс.
— Кто-нибудь, кого я знаю? — сказала я, стараясь придать голосу безразличную звонкость.
— Это будет сюрприз, — пропела она. — Могу подсказать: я подумала, сейчас самое время, чтобы вы наконец-то помирились и поцеловались. Увидимся около восьми.
Это значит: да!
Несусь к своему парикмахеру: он хоть и базируется в захолустном Хендоне, но душой навеки в Сохо. Стюарт из тех геев, кого Мэтт называет маргаритками. Первое, что он сказал мне, было: «Знак зодиака?» Когда же я ответила, что не знаю, во сколько точно родилась, он заставил меня звонить маме. Та тоже не смогла с ходу вспомнить, и тогда Стюарт велел мне обязательно выяснить и доложить при нашей следующей встрече. Стюарт лишь изображает, будто ему интересно, хотя на самом-то деле мой рассказ наводит на него скуку. Мне приходится трижды просить его обрезать мне волосы покороче, но Стюарт сопротивляется изо всех сил. В конце концов мы приходим к компромиссу: «под „Битлз“». И пусть на слух это ретрошик, но на деле обычный «горшок».
— Эльф! — вздыхает Стюарт.
— Довольно мило, — озадаченно откликаюсь я, разглядывая свое отражение.
По
Мысленно представляю лицо Энди. Открыв дверь его комнаты, вхожу внутрь. Хрустальный шар безрадостно свисает над голым матрацем. Есть в этом что-то ужасно грустное, как в дождливой ярмарке. Потянув носом, понимаю, до чего спертый здесь воздух. Всего лишь пустая, холодная комната. Открываю дверцу гардероба. Звякают металлические вешалки. Опустившись на четвереньки, смотрю, не осталось ли чего под кроватью. Секундочку, а это еще что такое? Дотянуться не получается. Беру на кухне швабру и выталкиваю находку с другой стороны кровати. Тапок! Старомодный, ворсистый, серый тапок на пластиковой подошве! Одиннадцатого размера. Вот это да! Широко улыбаюсь, но тут же вспоминаю наш последний матч по «кто-кого-переорет», — и улыбка сползает с лица.
Ох… Похоже, не совсем из сердца вон. Если они с Алекс окажутся на сегодняшнем ужине, мне придется несладко. «Но ты сможешь через это пройти, притворишься, что все в порядке вещей». И я буду там, даже если для этого мне придется подвешивать улыбку с помощью проволочных плечиков!
Сижу за столом, выстук-стук-стукивая пресс-релиз и размышляя. Работа на дому плюс возня с капучино в кулинарии — не такая уж и плохая жизнь, но к тридцати годам миллионершей я вряд ли стану. Тогда кем же? Все лучшие идеи уже разобраны. Один из друзей Саймона пристроился в «Маршруты для богатых и знаменитых», катает японских туристов по Тоттериджу на своей машине. Еще один, пока мы тут с вами болтаем, работает в мюзикле «Гудини». Хотя — кто знает? — через пять лет я, возможно, буду преподавать пилатес в своей собственной студии. Через пять лет. В моей собственной студии. Ну, если потребуется, можно будет переоборудовать под нее комнату Энди. И хотя я знаю, что одним счастьем сыт не будешь, при мысли об этом мое лицо озаряется улыбкой.
По дороге в кулинарию я все еще продолжаю фантазировать. Джеки сказала приходить после пяти, в это время там поспокойнее. Постоянно трогаю свои волосы, — они заканчиваются на загривке! — чтобы убедиться, что это не сон. Еще одна привычка, от которой придется отказаться, прежде чем я достигну своей цели. Припарковавшись за углом, смотрюсь в зеркальце: проверяю, не застрял ли в зубах кусок морковки и не являюсь ли я источником гигиенической опасности. Раньше я постоянно выводила Бабс из себя, беспрестанно спрашивая, не застряло ли чего у меня в зубах. «Да, — обычно отвечала она. — Здоровенная креветка».
Но сегодня зубы у меня чистые. Я выгляжу презентабельно. Думаю, я скоро привыкну, и работать с мистером и миссис Эдвардс будет очень весело. Они вечно то пререкаются, то нежничают, в общем, до сих пор влюблены друг в друга, как это ни поразительно. Я как-то смотрела «Семейку Аддамсов» и сразу же вспомнила о родителях Бабс.
Миссис Эдвардс заключает меня в слоновьи объятья:
— Ciao, bella!
Мистер Эдвардс, который в этот момент что-то очень серьезно обсуждает за столиком с каким-то мужчиной с тоненькими усиками, приветственно машет мне рукой. На прилавке — две пустые чашечки из-под эспрессо, и все помещение буквально дышит густым ароматом молотого кофе. На стене я замечаю большой и уже местами отклеивающийся голубоватый постер с изображением Пизанской башни. Широко улыбаюсь, словно идиотка. Все это так континентально!