Бегство герцогини
Шрифт:
И вдруг мысль о любом другом мужчине, прикасающемся к этой женщине, стала для Джека Хемптона просто невыносимой.
Он поднял голову и посмотрел в нежное личико Джорджины, на ее изогнутые брови над закрытыми глазами, мягкий чувственный рот, дрожащий от его поцелуев. Нет, это немыслимо, чтобы другой мужчина воспользовался ее прелестями.
В нем словно вспыхнуло все, и Джек знал, что он хочет быть тем мужчиной, который научит мисс Беннет любви, страсти, научит тому тяжелому, как заклятие, похожему на летаргию желанию, которое охватило его в
И лучшего места, чтобы преподнести этой красотке науку любви, просто не найти, подумал он…
Прежде чем он снова поцеловал ее, мисс Беннет открыла глаза, и Джек неожиданно почувствовал беспокойство. Ее взгляд потемнел, из фиолетового превратившись в холодный голубой, а ее ладони настойчиво уперлись Джеку в грудь.
Нехотя, он выпустил ее из своих объятий и отступил на шаг, глядя на нее с тревогой.
Мисс Беннет посмотрела вниз, на веточку жимолости, которая лежала между ними. Веточка была смята и своим видом говорила о силе их объятий.
Джорджина пыталась еще сохранять спокойствие.
– Как вы смеете, сэр? – сказала она дрожащим голосом, от которого при других обстоятельствах у Джека наверняка взыграла бы кровь.
Он не знал, что подумать и что сказать, чувствуя, как начинает сердиться.
– Как я смею? – повторил он.
Глаза мисс Беннет блеснули гневом, она гордо подняла подбородок. Ее щеки покраснели то ли от ярости, то ли от смущения, Джек не мог точно определить.
– Думаю, вы не собираетесь стоять здесь так и долдонить одно и то же?
Он попытался улыбнуться в ответ.
– И не мечтаю об этом, мисс Беннет. Я онемел от восхищения, моя дорогая леди.
– Вы невыносимы! – воскликнула она, едва сдерживая слезы. – Я приехала специально, чтобы извиниться за те ужасные слова, которые я вам сказала тогда! И что же вы со мной сейчас сделали? Вы… вы…
Казалось, что она не может найти подходящего слова.
– Я поцеловал вас, – помог ей Джек.
Мисс Беннет совсем зарделась.
– Как вы это себе позволяете, сэр? – воскликнула она снова.
– Перед вами невозможно было устоять, моя дорогая, – сказал Джек, любуясь ею.
Интересно, нельзя ли как-то поскорее прекратить ссориться и начать ее снова целовать?
Мисс Беннет, должно быть, угадала его желание по выражению лица, потому что она быстро отошла и встала за креслом.
– Не смейте прикасаться ко мне, вы… вы…
И опять ей не хватало слов. Джек и в этот раз пришел ей на помощь.
– Нахал? – подсказал он, не в силах скрыть улыбку.
– Нахал, это еще слишком мягко для вас, сэр. Я вижу, что напрасно теряю с вами время. Я хотела извиниться перед вами, майор, но у вас, кажется, совсем помутилось в голове, если вы не замечаете явных вещей.
– То есть? – спросил он добродушно.
Мисс Беннет потребовалось немало усилий, чтобы смирить свой гнев при этой лаконичной ремарке.
– Неужели вам не понятно, что ко мне нельзя относиться, как… как к молочнице? К любвеобильной молочнице, у которой можно все купить.
Глаза мисс
– Я очень сомневаюсь, что вас можно принять за молочницу, мисс Беннет, – серьезно сказал он. И улыбнувшись добавил: – Особенно, за любвеобильную. И главным образом потому что, ни одна молочница никогда не жаловалась, когда ее целовал Джек Хемптон.
Первое желание Джорджины, после того как она покинула Хемптон-Холл и села в свое ландо, собираясь вернуться обратно в Мелтон-Хаус, было стряхнуть со своих элегантных туфелек здешнюю пыль и уехать побыстрее в Лондон.
Все полчаса пути она не позволяла себе думать ни о чем другом. Особенно она старалась не думать о той сцене, которая только что произошла в библиотеке.
И лишь в своей комнате, переодевшись с помощью горничной в зеленое шелковое платье и сев у открытого окна, Джорджина смогла подумать о своей последней ссоре с Джеком Хемптоном спокойно и без истерики.
Теперь-то уж точно все кончено, подумала она. Ну что за мужчина! Вместо того, чтобы как цивилизованный человек выслушать ее извинения и снова стать хорошим другом, которого ей очень не хватало, хоть она и боялась сознаться в этом сама себе, Джек Хемптон совершил такой поступок, от которого у нее голова шла кругом.
Вздохнув глубоко, Джорджина облокотилась на подоконник. Вечерний ветер ласкал ее руку.
И она позволила себе окунуться в эти воспоминания, переживая каждый маленький секрет, запечатлевшийся отчетливо в ее душе, и с таким странным, волнующим чувством, которое трудно было определить…
Ее губы стали неожиданно такими горячими и требовательными, что она была чуть ли не парализована этими новыми для нее эротическими ощущениями.
В этом было что-то собственническое, будто Джек Хемптон ожидал ее сопротивления. Но как она могла сопротивляться, когда вся была переполнена потрясающими ощущениями его мужественности. Ее тело будет всегда помнить каждый дюйм его тела, до конца ее дней. Каждый изгиб, каждый мускул! Все, что есть в нем, все мужское отпечаталось в ее собственном предательском теле, которое будто само льнуло к нему.
Как это все случилось, Джорджина не имела понятия. Она не сознавала, что делала, когда майор заключил ее в своих объятия. Ее тело отвечало ему и радовалось, как засыхающий в зной цветок целительным струям дождя. Ее руки лежали надежно на его плечах, ее груди чувствовали ритм его сердца, которое билось в унисон с ее собственным.
И его рука… Джорджина невольно вздрогнула, вспомнив как сильно и одновременно ласково рука майора сжала ее грудь. Джорджина покорно наслаждалась каждым моментом, каждым прикосновением. Неужели это было? Как она могла?