Бегство из рая
Шрифт:
На вершине пробыли минут десять. Дарганов, повалившись на снег, судорожно и шумно дышал, абсолютно равнодушный к потрясающе красивым видам. Саныч взял у него фотоаппарат, сделал несколько панорамных снимков, запечатлел клиента на фоне уходящего на запад зазубренного массива Большого кавказского хребта, близкой западной вершины, подступающих с юга гор Грузии. Дарганов, в отличие от большинства восходителей, не проявил к фотосессии особого интереса, будучи всецело поглощен проблемой восстановления дыхания.
Пошли вниз, когда было уже начало третьего. Саныч понимал, что они чуть выбиваются из графика, – спуск с вершины рекомендуется начинать не позже часа, поскольку во второй половине дня, даже если с утра стоит идеальная погода, в районе господствующей вершины нередко
Саныч шел первым, опытным глазом выискивая на поверхности голого льда полосы белого снега, под любой из которых могла оказаться слегка прикрытая снежным покровом трещина. Дарганов тащился сзади, метрах в тридцати. Между ними по льду свободно змеилась веревка. Дарганов шел из последних сил, его шатало, периодически заносило в сторону, в результате чего он заметно отклонялся от пройденного гидом пути. Он помнил о полученной еще утром, при выходе из лагеря, строжайшей инструкции: по леднику двигаться след в след. Он видел цепочку отметин, оставляемых на льду кошками гида, но придерживаться этой линии было выше его сил, все мысли были только об одном – дойти. Тем более что черная полоса морены была уже видна и казалась совсем близкой. Вскоре на ней уже можно было различить красную точку палатки. Саныч периодически оглядывался, бросал короткие подбадривающие фразы, не забывая при этом напомнить об осторожности:
– Давай-давай, Гаврилыч. Чуток осталось. За мной строго держись, не отклоняйся.
Дарганов не отвечал. Он не испытывал сейчас никакой радости от покоренной сегодня вершины, у него просто не осталось сил на подобные эмоции. Страшно хотелось пить, во рту было абсолютно сухо, любая попытка пошевелить языком вызывала боль, словно по нёбу проводили раскаленным наждаком. Ноги, казалось, двигались сами по себе, выполняя заложенную в них программу, время от времени заплетаясь, сбиваясь с ритма и помимо воли уводя в сторону.
После того, как он впервые разглядел вдали палатку – желанную цель, обещавшую кружку крепкого горячего чая и полное расслабление в теплом спальнике, остатки мыслей о возможной опасности окончательно вылетели из головы, а напоминания Саныча, на которые он уже давно не обращал никакого внимания, стали даже раздражать.
Он провалился в тот момент, когда в очередной раз позволил одеревеневшим ногам сойти с прямого пути, сделав пару заплетающихся шагов вправо.
Правила поведения (а значит, и выживания) в горах, как и все правила, написанные кровью, в любой ситуации диктуют людям последовательность действий лаконично и недвусмысленно. При движении в связке, в случае срыва на склоне или провала в трещину, человек должен громко выкрикнуть команду «Срыв!». Своим криком он дает всем, кто идет с ним несколько коротких мгновений, пока выбирается слабина веревки, чтобы успеть «зарубиться». Услышавший команду «Срыв!» падает вперед, в падении перехватывая ледоруб и с силой втыкая в лед его клюв, надавливает на лопатку ледоруба двумя руками и наваливается плечом, чтобы загнать глубже. При этом бьет двумя ногами по льду, втыкая передние зубья кошек. Если успеть проделать все это до рывка натянувшейся веревки, есть шанс удержать сорвавшегося от дальнейшего падения. Все гиды, ведущие коммерческие группы, всегда, независимо от декларируемого участниками опыта, находят время для проведения ледовых тренировок.
Сан Саныч, ходивший в горах четвертый десяток лет, имевший за плечами экспедиции на гималайские восьмитысячники, сам неоднократно ломавшийся на ледниках и скалах, слишком часто за свою карьеру видел, как жестоко и быстро горы наказывают за хвастливое самомнение, за пренебрежение правилами и за бесшабашный авантюризм. Поэтому
Однако когда правая нога вместо твердой ледяной опоры встретила податливую снежную мякоть, которая мгновенно поглотила ботинок, после чего с тихим шуршащим треском пошла вниз, увлекая с собой почти метрового радиуса кусок поверхности вокруг, Дарганов не вспомнил ничего из заученного на тренировке. Вместо четкого и громкого «Срыв!», прозвучало тихое и досадливое «А-а, б….я!».
Почувствовав, что проваливается, Дарганов не выпрямил сведенные вместе ноги, как это нужно было сделать, а резко махнул ими, инстинктивно пытаясь нащупать опору. Опору он нащупал, – правая кошка зацепила стену трещины, и энергия маха ноги загнала передние зубья в лед. Дарганова резко крутануло, послышался треск выламывающегося коленного сустава, и падение он закончил метрах в трех от поверхности почти вниз головой. Если бы он в таком положении упал на дно, то наверняка сломал бы шею, но трещина внизу резко сужалась, и он просто воткнулся в ледяной клин, сильно ударившись головой и левым боком. Падая, он выпустил из руки ледоруб, темляк которого не был одет на запястье, как это положено по правилам. Ледоруб, пристегнутый к усу самостраховки, совершал падение отдельно от своего хозяина, в сужение влетел перпендикулярно стенкам трещины, острием древка уперся в лед и встал в распор. Дарганов, уже тормозясь о сужавшиеся стенки, налетел на собственный ледоруб, и острый клюв, прорвав куртку, воткнулся ему в левое плечо.
Саныч все-таки услышал тихий и совсем «не уставной» возглас клиента. Чутье опытного гида подсказало, что это не просто машинально вырвавшееся проклятье споткнувшегося или слегка оступившегося человека, и он, не раздумывая, метнулся на лед. Он не успел полностью «зарубиться», но рывок оказался на удивление слабым, веревка натянулась в тот момент, когда Дарганов уже почти затормозился внизу.
Потом был долгий и крайне тяжелый процесс извлечения Дарганова из трещины, причем в первую очередь надо было как-то изменить его перевернутое положение. От самого клиента помощи ждать не приходилось, – он пребывал в состоянии болевого шока, часто терял сознание, а когда приходил в себя, начинал душераздирающе кричать, не слыша и никак не реагируя на подаваемые команды и вообще, вряд ли понимая, где находится и что с ним происходит. Когда Санычу удалось вытащить своего клиента на поверхность, уже сгущались короткие в этих местах сумерки.
Чтобы хоть как-то зафиксировать покалеченную ногу Дарганова, Саныч веревкой примотал к ней древко ледоруба, обработал перекисью рану на плече, наложил временную повязку, взвалил тяжелое тело на спину и начал медленное, часто прерываемое остановками на отдых, движение к такой, казалось бы, близкой стоянке. Уже поздней ночью он затащил Дарганова в палатку, осторожно уложил на расстеленный спальник и, борясь с тяжелейшей усталостью, грозящей в любой момент отключить сознание, стал готовиться к оказанию той нехитрой помощи, которую могла позволить походная аптечка.
***
Над плато висел густой туман. Вокруг стояла абсолютная тишина, лишь время от времени приглушенное туманом эхо доносило шелест мелких камнепадов. Дарганов беспокойно спал, часто издавая во сне еле слышные стоны и что-то бессвязно бормоча. Саныч, по-турецки сложив ноги, сидел на спальнике и сосредоточено зашивал рукав куртки, порванный во время извлечения Дарганова из трещины.
Снаружи послышался хруст приминаемых ботинками камней. Несколько человек приближались к палатке. Их тяжелые шаги были размеренны и неторопливы, – чувствовалось, что люди устали. Шаги на мгновение затихли. Слегка охрипшим голосом кто-то удовлетворенно произнес: