Бегство Квиллера
Шрифт:
— Прошу прощения.
Я был в темных очках, пилотском шлеме, и он присматривался ко мне. Затем кивнул.
— Как прошел полет? — Пепперидж.
— Нормально. Что…
— Первым делом тебе надо убраться отсюда. Идем-ка. Он втащил меня в машину с затемненными стеклами и дипломатическим номером, за рулем которой сидела Кэти. Да, надо отдать ему должное — все это было проделано в отличном стиле.
22. Клиника
— Чем ты пользовался?
— Окисью углерода, — сказал я ему. —
— Попытался нажраться валиума. — Он был тощ в бледен, со впавшими глазами, но еще молод, около тридцати лет. — Но можешь съесть целый флакон этого добра и все равно не сработает.
— Так было в последний раз?
Двое санитаров в дверях перехватили пациента и осторожно уволокли его куда-то.
— Да.
— Как давно?
— Неделю назад. Поэтому меня сюда и доставили. Жена его и двое детей погибли в автокатастрофе. А полицейский чиновник просто позвонил ему по телефону и осведомился: “Это мистер Дэвид Томас? Так вот…” Как только могут выдержать такое?
— Сейчас лучше чувствуешь себя? — спросил я. — Есть какие-нибудь изменения?
— Похоже, что да. Вот когда я выйду отсюда и вернусь домой, где все… — Он не мог продолжить.
— Пусть все идет своим чередом, Дэвид.
— Теперь у меня ничего не осталось в жизни.
— Но не стоит биться головой о стенку.
— Все равно их не вернуть.
Нэнси Чонг ждала его, и он поднял глаза.
— Прошу прощения, — сказал он и последовал за ней. Меня доставили сюда с диагнозом “параноидальное стремление к самоубийству, неагрессивен, здоровье в целом нормальное, душевная травма после авиакатастрофы; пациент сам обратился за помощью, согласен на режим лечения и ограничения, которые будут установлены после психиатрического обследования”.
— Преимущества налицо, — объяснил мне Пепперидж в машине по пути. — Ты будешь тут в роли пациента, так что у тебя нет необходимости как-то засвечиваться. Тебя будут подзывать к телефону, ты имеешь право на неограниченное количество звонков, так что ты будешь на постоянной связи со мной, выходя на меня то ли напрямую, то ли через того, кто круглосуточно будет дежурить у телефона.
— Как вам удалось устроить меня сюда?
Теперь он заметно отличался от того, каким я видел его в последний раз в Лондоне; собранный весь, нечего лишнего не болтает. Может, потому что бросил поддавать.
— Клиника под британским управлением, и я переговорил с главным врачом в Комиссариате. Сошлись на объяснении, что ты пережил тяжелые времена и тебе просто надо прийти в себя. Тебе не будут задавать никаких вопросов, не будут обследовать, назначать лечение и вообще ничего. Ясно?
— Да. — Неужели это превращение объясняется тем, что он перестал пить? Тут было что-то еще. Он снова стал профессионалом и весьма толково справлялся с делами — вытащил Кэти из офиса в раздобыл машину с дипломатическим номером, для чего нужны первоклассные документы.
— Так что эту маленькую проблему мы решили. — Он вытащил из кармана плаща экземпляр “Тайме”
Первая страница: фотография Веиекера.
“…Расследуя инцидент со взрывом машины в прошлую среду, полиция опознала в жертве Джеймса Эдварда Венекера, английского подданного. Было проведено тщательное расследование…” и так далее. Последнюю точку ставила фотография: у команды Шоды больше не было никаких сомнений, кто оказался жертвой их взрыва.
Я вернул ему газету.
— Ты знаешь, где сейчас Кишнар?
— Нет. Но в клинике ты будешь в полной безопасности. — Он внимательно смотрел на меня своими желтоватыми глазами, заметно прояснившимися после Лондона. — Можешь мне верить.
— Начинаю убеждаться. — Он хорошо воспринял мою иронию и не отвел взгляда. — Что ты выяснял?
— Займемся этим попозже.
Клиника Рэдисона находилась на Пекин-стрит, и Кэти прямиком доставила нас к ней. Как только Пепперидж вылез, она сразу же повернулась ко мне.
— С тобой все в порядке, Мартин?
— Да. А с тобой?
— Как всегда.
Пока Пепперидж осматривал улицу, мне оставалось лишь ждать.
— Отлично, — сказал он, и я, притронувшись к руке Кэти, вслед за ним пересек мостовую.
Когда меня зарегистрировали, он повлек меня за собой на маленький угловатый газон, где мы уселись в тени на садовой скамейке, еще сыроватой после дождя. На веранде стояли светильники и по ней сновали люди в белых халатах. В воздухе стояла давящая духота.
— Я здесь, — объяснил мне Пепперидж, — в определенной степени потому, что мисс Маккоркдейл позвонила мне в Челтенхем и сказала, что, кажется, ты наткнулся на что-то очень важное. Она сказала, что ты смог выйти на систему электронного прослушивания Марико Шоды. Это верно?
— Да. У нее был твой номер в Челтенхеме?
— Я дал ей его несколько дней назад, когда в последний раз звонил ей в Верховный Комиссариат. Для любителя она более чем талантлива — уверен, что и ты обратил на это внимание.
— Да. Но я не хотел бы втягивать ее во все эти дела, особенно, когда за спиной маячит Кишнар. Я не хочу подвергать ее риску.
Задумавшись на несколько секунд, он тихо заметил:
— Ты же знаешь, что она и сама может за себя постоять. И довольно успешно.
— И все же придерживай ее на заднем плане, Пепперидж.
— Понятно.
Он сидел рядом со мной, и я видел его угловатый профиль, когда он, задумавшись, над чем-то размышлял; внезапно он повернулся ко мне.
— Понимаешь, нам надо привести в порядок все известные данные. Как и говорил тебе, я вкалывал в Лондоне не разгибая спины и еще больше здесь, пользуясь безупречными источниками — в основном, занимаясь Марико Шодой и ее окружением. Он замолчал.
— Ты прибыл, чтобы сообщить мне об этом?
— Нет. Хочу сказать тебе, что притащил через границу кучу сырой информации, и сейчас она анализируется. Когда появится что-то, представляющее для тебя интерес, я дам тебе знать.