Бегство охотника
Шрифт:
Он как-то отстраненно подумал о том, что ни разу не изменял Елене. Он убивал, он лгал, он крал. Он поколачивал Елену, а она — его, но когда они были вместе, он не шлялся по портовым шлюхам. Даже когда они ссорились, он ни разу не спутался с другой.
Во-первых, наверное, потому, что Елена убила бы его и любую женщину, с которой он спал бы. Ну и потом, перспектива поисков женщины, которая сочла бы его достойным хотя бы своего внимания, не то чтобы тела, приводила его в тоску — слишком много лет провел он в одиночестве, получая отказ за отказом. Однако помимо всего этого, Рамон к своему удивлению вдруг понял, что это просто не по-мужски. Трахать женщин, торгующих своим телом, — это да. Соблазнять девушку своего приятеля, уводить ее у него — это святое. Встречаться с нескольким женщинами — да, конечно, если
Рамон коротко хохотнул. Черепашья голова Маннека повернулась в его сторону, но пороха на взбучку у пришельца явно не хватало.
— Похоже, у меня появляются моральные принципы, — объяснил Рамон. — Вот уж не ожидал.
— А этот звук? Он является отображением удивления?
— Угу, — кивнул Рамон. — Что-то вроде того.
— А какова причина размещения пищи на ветвях дерева? Разве не логичнее потребить ее?
Рамон удивленно нахмурился, и Маннек махнул рукой в направлении кроны дерева, под которым они сидели. Там, завернутая в листья так плотно, что сквозь них почти не просачивалась кровь, обнаружилась освежеванная тушка плоскомеха. Перекинув сахаил через плечо, Рамон вскарабкался на дерево осмотреть ее поближе. Она практически ничем не отличалась от той, что он обнаружил у озерка. Спрятанная, но спрятанная наспех. Он немного смутился тому факту, что не заметил ее сам. Хорошо всяким мелким хищникам и трупоедам — они очень скоро нашли бы тушку по запаху, как нашли они ту jabali rojo, которую убил Маннек. Двойник Рамона явно проворачивал какую-то хитрость. Вот только…
И тут — с ясностью, почти кристальной, как озарение — он понял. Он вспомнил Мартина Касауса — на заре их отношений, когда они еще дружили. И те пьяные истории, что тот рассказывал — например, как заманивать в яму чупакабру, используя в качестве приманки свежее мясо…
— Вот ведь чертов сукин сын! — выдохнул Рамон и осторожно, чтобы не запутаться в сахаиле, спрыгнул обратно на землю. — Этот pendejo, мать его растак, с ума сошел!
— Что означают твои слова? — удивился Маннек. — Подобное использование пищи — ойбр!
— Нет, это имеет смысл. Этот ублюдок заводит нас в места обитания чупакабр, а эти штуки предназначены для того, чтобы выманить чупакабру на нас.
— Чупакабру? Это опасно?
— Еще как, мать ее, опасно. Если она обнаружит его прежде, она его убьет.
— Это сорвет осуществление его функции, — заметил Маннек. — Его действия лишены смысла.
— Черта с два. Ему известно, что мы выжили при взрыве. Он нас видел, и ему известно, что мы достаточно близко и что у него нет времени строить плот. Он изможден, он ранен, и он понимает, что мы его схватим. Поэтому он пытается заманить нас и чупакабру в одно место в надежде на то, что она убьет нас прежде, чем убьет его. Риск совершенно безумный, но это лучше, чем сдаваться без боя. — Рамон восхищенно покачал головой. — Да, за крутым чуваком мы с тобой гонимся!
На мгновение Маннек в замешательстве нахохлился, потом до него, похоже, дошло, о чем говорил и что ощущал Рамон. Возможно, это сахаил помогал пришельцу лучше понять людскую извращенность.
— Мы найдем человека прежде, чем это случится, — произнес Маннек, поднимаясь на ноги.
— Уж лучше, мать твою, постараться, — кивнул Рамон.
Глава 15
Еще два дня Рамон и Маннек пробивались через лес — человек прокладывал путь, пришелец следовал за ним. Они задерживались, чтобы Рамон мог поесть, попить и облегчиться, но по-настоящему останавливались только на ночь. Второй Рамон тоже спешил, оборудуя стоянки кое-как: одну ночь он провел в дупле выгоревшей от удара молнии молочной сосны, другую — в наспех сложенном шалаше. Выложенные камнями кострища и капитальные, уютные шалаши прежних стоянок остались в прошлом — и Рамон хорошо понимал
По дороге они обнаружили еще три тушки плоскомехов, и Рамон не сомневался, что еще больше их они не заметили. Для хищников Сан-Паулу тропа, по которой они шли, должно быть, просто источала запах крови. И все чаще на глаза Рамону попадались следы, оставленные чупакаброй: омерзительно пахнущий помет на тропе, шрамы от острых когтей на древесной коре, а один раз до них донесся далекий вопль, полный одиночества и жажды крови.
Маннек оставался отстраненным и сосредоточенным, но более доступным пониманию, чем поначалу. С каждым ночным привалом инопланетянин, похоже, набирался сил и лучше владел собой. Странные сны больше не тревожили Рамона, и вопросы таткройда, убийств, эний и геноцида всплывали в их разговорах не чаще, чем прежде, до взрыва. Воспоминания продолжали время от времени накатывать на Рамона — картины детства, какие-то заурядные моменты перелета на энианском корабле, первые дни на Сан-Паулу. Он обнаружил, что отделаться от них проще, если сосредоточиться на тропе.
Ближе к полудню третьего дня звериная тропа, по которой они шли, вывела их к реке. К великой Рио-Эмбудо. Река оказалась неожиданно широкой: то, что с воздуха виделось тоненькой ленточкой, превратилось в серо-ледяную гладь, за которой едва угадывался противоположный берег. Деревья подступали к самой реке, и корни их торчали в воде распухшими пальцами. На грязном берегу не сохранилось ни одного отпечатка человеческой ноги, но Рамон не сомневался, что его двойник уже был здесь и видел то же, что видит сейчас он. Вот только как давно? И куда он направился отсюда, чтобы строить хоть какой-то плот для бегства? Рамон глядел на переливающуюся солнечными бликами воду и пытался рассмотреть эту проблему с другой стороны. Попади он сам сюда — свободный, сумевший уйти от пришельца и избежать когтей чупакабры, — что бы стал делать он сам?
Задумчиво почесывая свою пушистую бородку, он повернул на юг и принялся пробираться вдоль кромки воды. Маннек беспрекословно следовал за ним; сахаил веревкой болтался между ними. Вода негромко плескалась о берег. При других обстоятельствах Рамон задержался бы — возможно, помочил бы босые ноги в речной воде, полюбовался бы окружающей красотой. Но сейчас в голове роилась сотня вопросов: успел ли его двойник соорудить подобие плота и отплыть на юг… что будет делать Маннек, если они найдут-таки другого Рамона… долго ли им еще идти по местам обитания чупакабры? Все эти мысли он держал при себе, стараясь сосредоточиться на том, куда поставить ногу, как обогнуть дерево, чтобы сахаил не зацепился за сук и не начал душить его.
Следов его двойника сделалось еще меньше: ни отпечатков ноги, ни обломанных веток, которые можно было бы однозначно приписать человеку. И дело не в том, что другой Рамон вел себя осторожнее — просто река привлекала к себе столько животных, что те затоптали любые следы пребывания человека. Здесь наверняка водилось еще больше куи-куи. Больше соляных крыс и alces negros. [18] На илистом берегу, по которому они шли, отпечатались крошечные копытца, огромные, мягкие лапы, птичьи треугольнички. Берега реки кишели жизнью. Черт, вся эта планета кишела жизнью. Они были всего лишь двумя пришельцами в чужом мире. Нет, тремя — если считать другого Рамона.
18
Черных тапиров (исп.).
Река неспешно заворачивала на восток, открывая Рамону величественный вид на водную гладь и далекий лес на противоположном берегу, но скрывая от глаз то, что лежало у них на пути. Он задержался у упавшего ледокорня и сплюнул на землю. Маннек догнал его и остановился рядом.
— Человека здесь нет, — сказал Маннек. Должно быть, голос его разносился по воде с грохотом далекого обвала.
— Он здесь. Где-то недалеко.
— Он мог пойти по берегу в другую сторону, — заметил Маннек. — Если мы ищем не в той стороне, нам не удастся найти его.