Бегство от грез
Шрифт:
– Тогда выйдем наружу.
Дул сильный ветер, и верхушки деревьев стонали под его холодными порывами. На то место, где они стояли, из окна гостиницы падал сноп света, а все окружающее пространство с расположенным вдоль дороги небольшим парком было погружено в чернильную темноту. Фигуры беседовавших отбрасывали длинные тени. Когда разговор был окончен, Исмаил коротко попрощался и растворился в темноте. Тарквин же помедлил еще какое-то время. Он поднял голову и в небесной вышине увидел лунный серп, пробирающийся сквозь набегавшие облака. Были предутренние часы. Бодрящий холодок вызвал у Тарквина прилив свежих
Как же они ему надоели, эти своенравные женщины! Два раза он уже покидал их и снова возвращался, хотя с самого начала было ясно, что не нужно этого делать. Здравый смысл подсказывал ему, что женщины находились в относительной безопасности под защитой лейтенанта Кларкина и караульного, присланного подполковником Менди. Он уже давно мог бы добраться до Сен-Севера, если бы не был во власти смехотворного чувства ответственности перед миссис Синклер и Ровеной.
Вообще-то ему нужно было выехать сразу же после того, как связной, которого Тарквин выслал в северном направлении, возвратился с утешительной новостью, что Симон де Бернар встретит Ровену в Байонне и будет ожидать ее и Тарквина в такой-то гостинице в условленное время.
Вот уляжется снежный буран и .немного развиднеется, тогда и можно собираться в дорогу. За Ровену он спокоен. Она француженка, и никому в голову не придет обидеть ее. Свой долг он выполнил добросовестно, как и было приказано, и даже сверх того! Генерал лорд Фитцхью, несомненно, останется доволен результатами его усилий, да и леди Лесли не к чему будет придраться. Тогда почему в нем накопилось столько неправедной злобы и раздражения, как будто его мучали (какой абсурд!) угрызения совести и мешали ему покинуть их, хотя уже можно было это сделать?
Ветер прошелестел в траве, и Тарквин оперся рукой о ствол дерева, а потом прислонился к нему лбом, стараясь сконцентрироваться на одной мысли. Как же в конце концов ему поступить? И неожиданно осознал, что совершенно не способен принять какое-либо рациональное решение.
Он услышал шум бегущих шагов и чье-то учащенное дыхание позади себя. С усилием выпрямившись, он шагнул на открытое место и увидел Ровену, остановившуюся перед ним. Ее глаза в темноте казались огромными, дыхание было неровным. Надвинутый в спешке капюшон ее пледа сбился набок. Дрожащим, чуть ли не плачущим голосом она сказала:
– Они послали его воевать в Пруссию. Он потерял руку в сражении под Бауценом. Он не захотел меня видеть, но я...
– А почему ты не спишь? – спросил Тарквин ровным голосом.
Она отступила, слегка нахмурившись:
– Я не смогла заснуть. Миссис Синклер не разрешила Симону остаться со мной. Тогда я дождалась, пока она заснула, и пошла к Симону. Он читал за столом. На плечах у него был накинут халат и он пытался скрыть это от меня, но я увидела. Мне кажется, что ему стало стыдно, потому что он вдруг разозлился и сказал, чтобы я вышла из комнаты. О, Тарквин, почему он так поступил? Ведь он же, конечно, понимает, что я
Видя, что слезы выступают у нее на глазах, а нижняя губа начинает предательски дрожать, Тарквин почувствовал, что не может этого вынести. Он отвернулся, чтобы успокоиться. Затем сказал каким-то изменившимся, чужим голосом:
– Ты должна понять, что только со временем боль от утраты начнет утихать. Для этого, я думаю, потребуется год, а то и более. Ведь ему нужно привыкать жить без руки, и его долго будет мучить мысль о том, что его жизнь сложилась бы иначе, если бы этого не случилось.
– Но ведь и вы не свободны от таких мыслей, – медленно сказала Ровена. Тарквин повернулся к ней, приподняв брови и с немым вопросом в глазах, а она продолжала: – Я думаю, что и вам пришлось пережить нечто подобное и о многом передумать, когда вы после ранения возвращались из госпиталя в Лонгбурн. Наверное, вы в то время не могли знать, что станется с вашей ногой, удастся ли ее сохранить. Да, я, конечно, знаю, вы очень не любите, когда кто-нибудь упоминает об этом, – добавила она, заметив, что лицо Тарквина словно окаменело, – но ведь вы, несомненно, отдаете себе отчет в том, что вам здорово повезло? Со временем боль уменьшится, хотя прихрамывать на одну ногу вы будете всегда, ведь и Луиза так считает. Но что случилось, того уже не переиначить. Однако ведь не все так мрачно и беспросветно, если вспомнить о мужестве и отваге, проявленных вами в битве под Виторией. Луис Аронки рассказывал мне об этом. Вам есть чем гордиться!
Ровена вдруг умолкла.
– Почему вы так странно смотрите на меня? Я сказала что-то обидное для вас?
– Разговаривать со мной в таком тоне? Никто еще, даже мои родственники не позволяли себе...
– Ох уж это уязвленное мужское самолюбие! Все вы, „ мужчины, одинаковы! Что Симон, что капитан Йорк! – с горячностью воскликнула Ровена. – Да с вами со скуки помрешь! Больших зануд, чем вы, отродясь не встречала! И почему это вы вбили себе в голову, что какой-либо физический недостаток делает вас в меньшей степени мужчинами? Наверное, вы предпочли бы умереть от потери крови на поле битвы, чем потерять руку или ногу? Вы считаете, что смерть была бы почетней?
Она стояла перед ним и с вызовом смотрела на него. Щеки ее пылали, глаза метали искры, и Тарквину вдруг пришла в голову мысль, что в этом суровом мире не все так уж плохо, раз встречаются такие неравнодушные, честные, серьезные и искренние молодые леди! Такие, как Ровена де Бернар!
Тарквин заговорил с ней ровным голосом, который подействовал на нее успокаивающе. Ее раздражение прошло.
– Время сейчас позднее, а с рассветом мне нужно уезжать, и я хотел бы вздремнуть пару часиков.
– А куда вы отправляетесь? – взволнованно спросила Ровена. – Снова в свой полк?
– Нет. В Сен-Север.
Голос Тарквина неожиданно сделался мягче.
– Я забыл тебе сказать, что назначен недавно адъютантом лорда Веллингтона.
– Значит, вам придется выезжать вместе с ним в район боевых действий?
– Разумеется. Не собираюсь же я торчать в штабе, занимаясь всякой писаниной, обработкой рапортов и наведением глянца на сапоги лорда!
Ровена покраснела, и даже в темноте Тарквин заметил, как дрожит ее нижняя губа. Ее пальцы напряженно сжали его руку.