Бегство в мечту
Шрифт:
— Я вернусь, — заверил Туманов. — Я обязательно вернусь, Семен. Это займет не больше месяца… Но все же я хочу тебе сказать…
— И все на этом! — взмахом руки остановил его Павлов. — Поговорили — и будет. Как там дальше пойдет — судьба сама распорядится. Главное, ей помочь. Это мы делаем. Я полагаю, что она — тетка правильная, так что особо переживать не стоит… А теперь — давай к столу, суп стынет…
Прошел месяц, за ним еще один, и еще… Весна уже была в самом разгаре, когда Туманов наконец вернулся из города. Широко распахнув двери, он,
— «Виктория»! Победа, Семен, полная победа!
Павлов поднялся со своего излюбленного места
возле печи и неуклюже обнял сияющего Туманова.
— Вот и славненько. А я уж было волноваться начал… Нет тебя и нет. Не едешь, вестей о себе не даешь. Уж не случилось ли, думаю, чего дурного?.. В городах сейчас — ох, что творится. Я радио слушаю…
— Да уж, злоключения на мою долю немалые выпали. Об этом я тебе после расскажу. Но сам факт, что рукопись мою все же приняли и обещали выпустить месяца через три, Семен, это самый счастливый день в моей жизни… Нет, самый счастливый будет, когда я свою книгу получу. О-о! Что это будет! Как я буду скакать по твоей избе, вопить дурным голосом и бить себя хвостом по бокам!
— Чем? — переспросил несколько озадаченный таким заявлением Павлов.
— Хвостом! — отчеканил Андрей. — Он у меня отрастет!.. Так, а теперь — гостинцы… Вот здесь консервы, колбасы, деликатесы всякие, — он пнул ногой рюкзак. — В сумке — сахар, свежие газеты, книги… Костюм тебе купил. Правда, на свой вкус, да и размер пришлось «на глаз» определять, зато все женщины теперь — твои… А вот это — особый случай, — он откинул тряпицу с корзины, запустил туда обе руки, извлекая на свет…
— Вот это да! — удивился Павлов. — Это кто же такой?!
— Московская сторожевая, — с гордостью ответил Туманов, оглядывая крохотного лобастого щенка. — Не поверишь, но через год он будет весить килограммов шестьдесят-семьдесят. А сейчас — на двух ладошках уместился. Шерсть — густая, характер — отменный, для этой местности в самый раз придется. Волкам в ближайших лесах делать больше нечего.
Павлов восхищенно покачал головой, подошел и присел на корточки перед щенком. Малыш задрал голову, попятился и сотворил крохотную лужицу.
— Вот это подарок так подарок! — сказал Павлов, одним пальцем осторожно поглаживая щенка по голове. — Добрую собаку воспитаю!.. Ох, да ты же с дороги голодный! Сейчас я стол соображу…
— И закуски, закуски побольше, — Андрей извлек из недр сумки пару бутылок с коричневой жидкостью и помахал ими в воздухе. — «Старый Таллин». Отличный ликер!
— Хе, — пренебрежительно отозвался Павлов. — Ликер сам пей. Я эту «дамскую водичку» не уважаю. У меня наливочка брусничная, да настойка на рябине припасены. Медовуха есть.
— Так и водка есть, — реабилитировался Туманов. — Л насчет ликера — это ты зря. В водке всего сорок градусов, и она горькая, а в этом ликере — сорок пять, и он на вкус: ого-го!
— «Ого-го», — передразнил его Павлов, расставляя на столе тарелки с салатами. — Сладкоежка ты,
— Не откажусь, — заверил довольный Туманов- Сегодня я ни от чего не откажусь. Сегодня я себе волю во всем дам: все выпью и съем. Что не съем — то перекусаю. А потом хвастаться начну да песни пьяные орать.
— А вон он, погреб-то, — кивнул Семен, — готов к «употреблению». Хоть сейчас залезай. У нас не забалуешь, как говорил покойный Зуев.
— И за него выпьем, — пообещал Андрей, — и за всех, кого с нами нет… Мы ведь и за них живем.
— Готово, — сообщил Семен. — Прошу к столу. И рассказывай, рассказывай. Признаться, мне это очень интересно: как это из вредных и ушлых сержантов люди интеллек… — тьфу, и не выговорить с первого раза! — интеллектуального труда получаются? Кто в них так ошибаться может?
— …Вот такие мытарства были, — закончил свой рассказ Андрей. — Контракт я подписал. Правда, я в этом мало что понимаю, но вроде неплохой контракт. Во всяком случае, издавать будут. Ведь писатель только тот, у кого книги выходят, а не в «чемодане» лежат. Это главное. Остальное от меня зависит. От моей работы. А уж я постараюсь. Из шкуры вылезу, поперек себя пойду, но научусь и осилю, у меня другого пути не осталось. Я всю жизнь к этому шел. Витиевато, терниисто, но цель была одна. Теперь шанс появился. Маленький, но шанс…
— Получится, — гудел набатом хмельной Павлов. — Ты, главное, правду пиши. Про то, как оно есть. А то бывает: заглянешь в газеты, в книжки, и волосы дыбом встают… Помнишь, когда мы в армии, в том самом городе, после землетрясения трупы сотнями из- под обломков вытаскивали? Техники не хватало, еды не было, а санитарные условия такие, что… А помнишь, что в это время по радио да по телевидению передавали?
— Помню, — Туманов вновь наполнил стаканы. — Будет все это, Семен, будет. И правда будет, и грусть будет, и смех…
— Только ты смотри, — с пьяной серьезностью увещевал богатырь, — осторожней там… Ты знаешь, как у нас с теми, кто «много говорит»…
— Я уже свое отбоялся, Семен, — вздохнул Туманов. — Все, что было — потерял, какие силы были — правительству отдал, а теперь пришла пора не о правительстве, а о России подумать. Устал я бояться, Семен. Сколько же можно нас в грязь втаптывать? Нет, надо приучать людей думать самостоятельно. В «игровой манере», шутя, развлекая, но если хоть у одного после моей книги появится желание как-то по-другому, иначе на мир взглянуть, не просто слушать и верить, а самому подумать и понять попытаться… Вот тогда я свою задачу сполна выполнил… Тогда пусть меня хоть на части рвут — не страшно… Я попытаюсь.