Бегство
Шрифт:
Я пожал плечами.
– Похоже, влюблённые…
– Я не о том. Может, они и есть… хозяева.
– Дом призраков, – улыбнулся я. – Покойникам не нужна тёплая пища. И свечи.
– Свечи… – задумчиво повторила жена и быстро прошла в комнату, где мы только что ели. Я не отставал.
Войдя, я проследил за её взглядом. Свечи горели на той же высоте. Ни одна капля воска до сих пор не упала.
– Покойникам не нужна пища? – с усмешкой спросила она. – Но мы-то ели!
А затем не столько легла, сколько упала на татами.
Я сел подле жены
– Оставь меня одну на какое-то время.
Я кивнул, зная, что она почувствует это движение.
Комнату осветило на мгновение. Я приблизился к раскрытой ширме – темноту расчерчивали молнии. Затем громыхнуло, и небо прорвало.
Я вдохнул полной грудью дождливый воздух и вернулся к жене. Она уже спала, её тихое дыхание словно бы согревало комнату. Я лёг рядом, погладил её по щеке. Около нас горел светильник, не мешая сну. Рядом лежала книга. Открыв её, я принялся читать о фехтовании и чайной церемонии в дзене. Иногда поглядывал на свечу.
И сам не заметил, как уснул.
Я проснулся от негромкого разговора. Еле-еле различил два мерцающих силуэта, будто отражение в воде пошло рябью.
– Вот и заканчивается первый день, – тихо произнёс силуэт женским голосом. – Осталось тринадцать.
– Ещё тринадцать жизней, Котано, – мягко улыбнулся мужчина. – Каждое утро будет как воскрешение.
Он взял бокал с вином и потянулся к ней.
– Жаль, Номура, на пятнадцатый день его не будет, – она опустила глаза и пропустила это его движение. – А тринадцатый день станет Днём сомнений.
Он застыл. А потом, забыв сделать глоток, поставил бокал на стол.
Я приподнялся на татами. Сердце тревожно сжалось. Включил лампу-ночник. Они даже не повернулись. Каждый смотрел в свою сторону. Номура немного раскачивался в задумчивости. Глаза влюблённых были отрешёнными.
– Мы уехали, чтобы забыть, чтобы остаться наедине друг с другом.
– Мы остались наедине, Котано. И до конца наших жизней мы не увидим ни одной живой души. Разве не этого мы хотели?
– Я мечтала об этом. Но забыть не получится. Четырнадцать жизней? Или четырнадцать украденных у судьбы дней? Разве ты забыл, что заставило нас прятаться здесь, как тать в ночи? Неужели ты забыл о бесчестии? Ты?! Я могу забыть. Ты – нет.
Он усмехнулся.
– Потому что я женатый мужчина?
– Потому что ты мужчина. Мой мужчина. И я здесь с тобой.
Она повела плечами, как будто в комнате стало холодно. Номура встал, накрыл пледом её плечи, обнял сзади и поцеловал в бледную журавлиную шею. Котано вздрогнула и слегка улыбнулась. Тепло поцелуя вывело её из раздумий.
– Через четырнадцать дней мы сможем сбежать, – сказал Номура и стиснул зубы.
– Всю жизнь быть беглецами? Изгоями? Люди обвинят тебя в бесчестии. Даже твоя семья отречется от тебя. Ты не перенесёшь позора. Да и я люблю тебя таким, какой ты есть. Не надо идти на такие жертвы ради меня. Не бери тот камень, который не сможешь унести. Лучше умереть один
– Я рад, что ты понимаешь, – холодно сказал он. – Ты же в любой момент можешь уйти.
– Спасибо тебе за жестокость. Не могу, и ты это знаешь.
Номура словно опомнился, повернул любимую к себе и стал покрывать поцелуями. Котано отводила лицо в сторону, и тогда он схватил её за шею, не оставив выбора.
– Как жадно, – сказала она с придыханием.
– Пытаюсь успеть за две недели прожить с тобой полную жизнь, любить так, как будто всю жизнь любил…
Котано посмотрела на него. Её глаза потеплели.
– Ты и так всю жизнь будешь любить. И после мы будем вместе.
– Ты в это веришь?
– Во что мне ещё верить.
Котано сидела на подушке, и он встал на колени, чтобы их лица были близки. Её теплое дыхание закрыло его глаза. Она взяла Номуру за руку и долго-долго смотрела на него.
– Чего ты боишься? – спросил он.
– Я боюсь смотреть на часы. Боюсь тиканья стрелок. Боюсь времени. Его признаков – рассвета и заката. Боюсь тринадцатого дня, Дня сомнений, когда почти ничего не останется. А четырнадцатого дня не боюсь. После него или ничего, или всё.
– Не бойся. Мы ничего не потеряем…
– …потому что здесь ничего не имели – зачем жалеть о том, чего не могло быть… И я не права, мы не украли две недели, мы обманули судьбу, выторговали своё счастье, получили четырнадцать жизней.
Они застыли вместе: Номура на коленях у её ног; Котано в задумчивости гладила его по голове. Потом изображение снова пошло рябью, и комната опустела. Я обернулся – жена спала, словно ребёнок, свернувшись калачиком и тихонько посапывая.
И тут я отчётливо вспомнил её недавние слова: «Неужели ты не понимаешь, что мы на пороге развода».
Весь остаток ночи я провёл, глядя на жену. Она спала без одеяла, её волосы разметались по подушке. Я вспомнил вчерашний разговор и подумал, что осталось тринадцать дней.
Повернул её лицо к себе и поцеловал спящую.
– Это вместо доброго утра, – сонно произнесла она и обняла меня. – Давно ты так меня не будил.
– Помнишь, ты говорила о разводе.
Я почувствовал, как жена напряглась.
– Сейчас не самое лучшее время, когда мы не знаем, где наш сын.
– Я не о том. Лишь хотел сказать, что нам ничего не мешало: полюбили, поженились. Нам не угрожали ни болезни, ни ожидание скорой смерти, ни нищета. Нам есть где жить. Никто не запрещал нам жениться. Никто из нас не женат на ком-то другом…
– Ты спал этой ночью? – тревожно спросила она. – Мы вообще-то женаты друг на друге.
– Об этом я и говорю. Мы не крадём, не поступаем подло и бесчестно, нам повезло полюбить и пожениться.
– Повезло? – она чуть привстала. – Нам повезло уже как семь лет… Подло, бесчестно… Я от тебя таких слов раньше не слышала. У тебя появилась любовница?