Бегущий по лабиринту

Дэшнер Джеймс

И все-таки надо вернуться в Глэйд.

Но как возвращаться, когда там девушка, которая снова проникнет ему в голову и станет произносить совершенно нелепые вещи?

Впрочем, выбора у него не было. Отрицанием правды делу не поможешь. И каким бы грубым и неприятным ни было вторжение в мозг, оно не шло ни в какое сравнение с возможностью снова повстречаться с гриверами.

Он многое о себе узнал, пока бежал назад к Глэйду. Нисколько не задумываясь, юноша подсознательно точно восстановил в уме весь маршрут, который проделал, пытаясь

скрыться от голоса, и теперь уверенно бежал по длинным коридорам в обратном направлении, безошибочно сворачивая то влево, то вправо.

Это значило лишь одно: Минхо не ошибался, утверждая, что скоро Томас станет самым лучшим бегуном.

Юноша узнал о себе и еще кое-что — как будто ночи в Лабиринте было недостаточно, чтобы это понять, — он находится в прекрасной физической форме. Буквально сутки назад Томас пребывал в состоянии крайнего изнеможения, а тело болело от макушки до пяток, однако он смог быстро восстановиться и сейчас бежал без особых усилий, хотя находился в Лабиринте почти два часа. Не нужно быть гением математики, чтобы подсчитать: к моменту возвращения в Глэйд Томас проделал половину марафонской дистанции.

Истинные размеры сооружения он оценил только теперь — Лабиринт простирался на несколько миль. И если учесть, что по ночам стены перемещались, становилось понятным, почему из него не удавалось найти выход. До сих пор Томас сомневался в правдивости слов бегунов, искренне удивляясь их неспособности решить загадку Лабиринта.

Он продолжал бежать, не останавливаясь, сворачивал то влево, то вправо, оставляя позади коридор за коридором. К тому времени, как Томас пересек границу Глэйда, до закрытия Ворот оставались считаные минуты. Уставший, он направился прямо к Могильнику, зашел в лес и стал продираться к юго-западному углу, где деревья представляли собой почти непролазную чащу. Сейчас юноше больше всего хотелось побыть одному.

Когда блеяние овец и хрюканье свиней почти стихли, а голоса глэйдеров превратились в далекое невнятное бормотание, Томас наконец-то получил то, чего хотел. Отыскав стык двух гигантских стен, он обессиленно рухнул прямо на землю. За ним никто не пришел, никто его не побеспокоил. Вскоре южная стена пришла в движение, закрывая проход на ночь. Томас отодвинулся от стены, затем, когда она остановилась, снова прислонился к мягкому покрову из плюща и спустя несколько минут заснул.

* * *

Утром кто-то осторожно потряс его за плечо.

— Томас, проснись.

Снова Чак. Кажется, этот мальчишка способен достать Томаса из-под земли.

Застонав, Томас потянулся. Ночью кто-то заботливо, как мать, укрыл его двумя одеялами.

— Который час? — спросил он.

— Ты чуть не проспал завтрак. — Чак потянул его за руку. — Надо идти. Вставай. Пора начать вести себя как нормальный глэйдер, иначе наживешь новых проблем.

Все события минувшего дня вдруг разом ворвались в сознание Томаса, и внутри все перевернулось.

Интересно,

что они теперь со мной сделают? — подумал он. — Она вроде говорила, что это я и она поставили всех в такие условия. В том числе и себя. Что все это значит?

Наверное, он спятил. Как знать, возможно, стресс от пребывания в Лабиринте сказался на его психике. Так или иначе, голос звучал в голове только у него. Остальные не были в курсе тех странных вещей, о которых сообщила Тереза, так что Томаса никто ни в чем не обвинял. Более того, никто даже не знал, что она сказала ему свое имя. Никто, за исключением Ньюта.

Юноша решил помалкивать: дела и так обстояли не лучшим образом, а признавшись, что он слышит голоса в голове, можно лишь нажить новые неприятности. Правда, оставалась одна проблема — Ньют. Придется убедить его, что стресс выбил Томаса из колеи, и теперь, хорошенько выспавшись, он снова в полном порядке. Я — не псих, — мысленно убеждал себя Томас. И, в сущности, он был прав.

Чак наблюдал за ним, вздернув брови.

— Извини, — сказал Томас, вставая и стараясь вести себя как можно более естественно. — Задумался. Пошли, поедим. Я умираю с голоду.

— Лады, — ответил Чак, хлопнув его по спине.

По пути в Хомстед Чак болтал без умолку. Томас не жаловался — в окружающем безумном мире непринужденный разговор с приятелем был тем немногим, что приближало его к нормальной жизни.

— Тебя вечером нашел Ньют и приказал не беспокоить. И еще он огласил всем решение Совета насчет тебя — сутки в Кутузке, после чего обучение по программе тренировки бегунов. Некоторые шанки были недовольны, а другие, наоборот, поддержали решение, но большинство вело себя так, будто им вообще наплевать. Что до меня, то я за тебя рад.

Чак сделал паузу, чтобы набрать в легкие воздуха, затем продолжил:

— Знаешь, в первую ночь, когда ты лежал и нес всякую ахинею о том, что мечтаешь стать бегуном, я в душе покатывался со смеху. Говорил себе: у бедняги от пережитого совсем крыша съехала. А оно вон как вышло. Я оказался неправ.

Томасу совсем не хотелось говорить на эту тему.

— Любой нормальный человек поступил бы на моем месте так же. И не моя вина в том, что Ньют и Минхо решили сделать из меня бегуна.

— Ой, да ладно тебе. Не скромничай.

Сейчас карьера бегуна занимала Томаса куда меньше, нежели загадочный голос в голове и конкретно то, что сказала Тереза.

— Пожалуй, я рад. — Юноша принужденно улыбнулся: от мысли, что придется весь день просидеть в Кутузке в полном одиночестве, все внутри переворачивалось.

— Поглядим, каково тебе будет, когда, высунув язык, начнешь бегать по-настоящему. Как бы там ни было, знай, что старина Чаки тобой гордится!

Энтузиазм друга развеселил Томаса.

— Если бы ты был моей мамой, — сказал он, улыбаясь, — у меня была бы не жизнь, а сплошной праздник.