Бегущий по Лабиринту
Шрифт:
Томас взял камень и, прицелившись, бросил его влево, прямо туда, где стена коридора резко обрывалась ничем. Острый обломок полетел вниз и продолжал лететь, пока не скрылся в серой пустоте.
Теперь настала очередь Минхо. Он бросил камешек примерно на фут дальше того места, в которое метил Томас. Осколок полетел вниз. Затем снова кидал Томас, целясь еще на фут дальше. Потом опять Минхо. Оба камня исчезли в бездне. Бегуны продолжали бросать до тех пор, пока не прочертили воображаемую линию длиной не меньше дюжины футов от края Обрыва. Затем они сместились правее, проводя невидимую линию уже
Еще два линии — от края обрыва и в обратном направлении. Булыжники снова скрылись в пропасти. Они проделывали операцию вновь и вновь, бросая обломки на такое расстояние, которое человек — или гривер — был способен одолеть в прыжке. Томас внимательно провожал взглядом каждый брошенный в бездну камень, но со всяким новым броском в нем все сильнее крепло разочарование. В какой-то момент он и вовсе начал считать всю затею абсурдной. Бегуны уже проверили всю левую часть пропасти, истратив добрую половину припасенных «снарядов», но так и не заметили ничего необычного. Как он мог поверить в существование скрытого выхода? Томас мысленно обругал себя за наивность.
И тут произошло невероятное: камень, брошенный Минхо, пропал. Большой обломок стены, извлеченный ими из трещины, полетел вперед, почти в центр пропасти, начал падать к земле, а затем вдруг исчез, словно канул в воду.
Бесследно пропал, пролетев лишь какую-то секунду.
Томас потерял дар речи — такого странного зрелища он еще не видел.
— Как мы могли этого не заметить?! — воскликнул Минхо. — И раньше ведь бросали с Обрыва всякое барахло, но никогда не видели, чтобы что-то вот так исчезало. Ни разу.
У Томаса пересохло в горле. Он кашлянул.
— Давай-ка еще раз попробуем. Вдруг мы оба моргнули?
Минхо повторил эксперимент, бросив камень в ту же самую точку — тот снова внезапно исчез, словно растворился в пространстве.
— Наверное, в прошлый раз вы невнимательно смотрели, — предположил Томас. — Когда не ожидаешь, что что-то может произойти на самом деле, то не присматриваешься особо, поэтому оно и ускользает.
Они продолжали бросать оставшиеся камни с Обрыва, дюйм за дюймом удаляясь в стороны от той точки, где исчез первый обломок. К немалому удивлению Томаса, площадь участка, в котором пропадали предметы, не превышала нескольких футов.
— Неудивительно, что мы не замечали его, — сказал Минхо, лихорадочно зарисовывая в блокноте невидимое отверстие и делая пометки о его размерах. — Довольно маленький проход…
— Гриверы едва протискиваются в такую дыру. — Томас не сводил глаз с участка в небе, где находился невидимый портал, пытаясь впечатать в память точное местоположение прохода и расстояние до него. — Когда они вылезают, то, наверное, балансируют на краю дыры, а потом прыгают через пропасть прямо на край Обрыва. Тут довольно близко. Даже я смог бы прыгнуть на такое расстояние, а они тем более.
Минхо завершил набросок и поглядел на загадочную прореху в небе.
— Как такое возможно, чувак? Что мы вообще перед собой видим?
— Как ты и говорил, тут нет никакого волшебства. Всего лишь результат работы того самого механизма, который сделал небо серым. Выход скрыт чем-то вроде оптической иллюзии или голограммы.
И «чертовски круто», вынужден был признать Томас. Хотелось бы ему понять, какие высокие технологии стоят за всеми странностями, которые тут творятся.
— Ага, что наизнанку — то наизнанку. Пойдем. — Минхо с кряхтением встал и закинул рюкзак на спину. — Надо обежать как можно больше коридоров. Может, на этом чудеса не закончатся и проявится еще что-нибудь необычное. Вечером расскажем обо всем Ньюту с Алби. Не представляю, как это можно использовать, но, по крайней мере, теперь мы знаем, куда уходят проклятые гриверы.
— И, вероятно, откуда приходят, — добавил Томас, бросив последний взгляд на невидимый портал. — Из Норы Гриверов.
— Ага. Вполне ничего себе название. Не хуже остальных. Надо идти.
Томас продолжал смотреть с обрыва, ожидая, пока Минхо первым двинется с места, но его товарищ, очевидно, был поражен открытием не меньше. Несколько минут они постояли в полном молчании, пока Минхо не развернулся и не побежал прочь, не говоря ни слова. Томас нехотя последовал за ним, и вскоре они скрылись в сером сумраке Лабиринта.
В коридорах ребята не обнаружили ничего необычного — все те же каменные стены и плющ. Томас делал метки из срезанных стеблей и записи в блокноте. Ему трудно было заметить все изменения, произошедшие по сравнению с предыдущим днем, однако Минхо без раздумий указывал на стены, которые за ночь успели переместиться. Когда они достигли последнего тупика и пришло время возвращаться домой, у Томаса возникло непреодолимое желание плюнуть на все и остаться в Лабиринте, чтобы посмотреть, что произойдет ночью.
Минхо, видимо, уловил перемену в настроении товарища.
— Еще рано, чувак. Еще рано, — сказал он Томасу, положив ему руку на плечо.
И они вернулись назад.
В Глэйде царило уныние. И неудивительно — любой захандрит, когда все вокруг окрашено в мрачные серые тона. Свет оставался таким же тусклым, как и утром, и Томас невольно задался вопросом, изменится ли освещение после «заката».
Когда они вошли в Западные Ворота, Минхо направился прямиком к Картохранилищу, чем очень удивил Томаса. Он-то был уверен, что в сложившейся ситуации это самое последнее, что им стоило делать.
— Тебе разве не хочется поскорее рассказать Ньюту и Алби про Нору Гриверов?
— Мы все еще бегуны, и у нас все еще есть обязанности, — ответил Минхо.
Томас побрел за ним к тяжелой стальной двери бетонного бункера. Куратор посмотрел на него и вымученно улыбнулся:
— Не волнуйся, у нас останется время поговорить с ними — долго мы тут рассиживаться не будем.
Войдя в Картохранилище, они застали там и других бегунов — кто-то прохаживался по комнате, кто-то, склонившись над столом, чертил карты, — однако никто не проронил ни слова, словно запас предположений о том, что случилось с небом, был исчерпан. Царившая тут атмосфера безысходности была настолько вязкой, что Томасу показалось, будто он тонет в ней, как в трясине. Юноша понимал, что должен испытывать те же чувства, но был слишком взбудоражен — ему не терпелось увидеть реакцию Ньюта и Алби на новость об Обрыве.