Бегущий за ветром
Шрифт:
— Салям, генерал-сагиб.
Рукопожатие было крепким, хоть и влажным. И руки у генерала оказались очень нежные.
— Амир собирается стать великим писателем, — сказал Баба. Я даже как-то не сразу понял его слова. — Он заканчивает первый курс колледжа. Отличник по всем предметам.
— Колледжа низшей ступени, — уточнил я.
— Машалла, — произнес Тахери. — Про что ты собираешься писать? Про свою страну, про ее историю? А может быть, тебя привлекает экономика?
— Нет,
В кожаный блокнот, подаренный мне Рахим-ханом, поместилось рассказов двенадцать. Только почему мне так неловко рассуждать о своем призвании в присутствии этого человека?
— А, сочинитель, — снисходительно сказал генерал. — Что ж, в трудные времена, как сейчас, людям нужны выдуманные истории, чтобы отвлечься. — Тахери положил руку Бабе на плечо. — А вот тебе подлинная история. Как-то мы с твоим отцом охотились на фазанов. В Джелалабаде, в прекрасный солнечный день. Насколько помню, у твоего отца оказался верный глаз. И в охоте, и в бизнесе.
Баба пнул деревянную ракетку:
— Вот и весь бизнес.
Генерал Тахери изобразил грустную и вместе с тем вежливую улыбку, вздохнул и потрепал Бабу по плечу:
— Зендаги мигозара. Жизнь продолжается. — И, обращаясь ко мне: — Афганцы склонны преувеличивать, бачем, и наклеивать ярлык величия на кого попало. Но вот твой отец, вне всякого сомнения, принадлежит к тому немногочисленному кругу людей, кто полностью заслужил право именоваться великими.
Эта маленькая речь с ее затертыми словами и показным блеском напомнила мне генералов костюм.
— Вы мне льстите, — смутился Баба.
— Вовсе нет. — Тахери поклонился и прижал руки к груди, демонстрируя искренность. — Юноши и девушки должны сознавать достоинства своих отцов. Ценишь ли ты своего отца, бачем? Воздаешь ли ты ему по заслугам?
— Разумеется, генерал-сагиб.
И дался ему этот «юноша»!
— Прими мои поздравления, ты на верном пути. Из тебя может выйти настоящий мужчина.
И ведь ни тени юмора или иронии. Этакий милостивый комплимент из уст небожителя.
— Падар-джан, вы забыли про свой чай, — раздался у нас за спиной молодой женский голос.
В руках у стройной красавицы с шелковистыми иссиня-черными волосами был термос и пластиковая чашка. Густые брови срослись на переносице, словно два крыла у птицы, нос с легкой горбинкой — ну вылитая персидская принцесса, вроде Тахмине, жены Рустема и матери Сохраба из «Книги о царях». Из-под густых ресниц она взглянула на меня своими карими глазами и опять потупила взор.
— Ты так добра, моя дорогая. — Генерал взял чашку у нее из рук.
Девушка повернулась (я успел заметить коричневую родинку в форме полумесяца
— Моя дочь, Сорая-джан, — сообщил генерал Тахери, глубоко вздохнул, будто желая сменить тему, и посмотрел на свои золотые карманные часы. — Мне пора. Дело не ждет.
Тахери и Баба расцеловались на прощанье, и генерал ухватил мою ладонь обеими руками сразу.
— Удачи на писательском поприще, — пожелал он мне. Ни единой мысли не отражалось в его голубых глазах.
Весь оставшийся день я то и дело посматривал в сторону серого фургончика.
Только когда пришло время отправляться домой, я вспомнил, где слышал фамилию Тахери.
— Какие там слухи ходили насчет дочери генерала? — спросил я у отца как можно непринужденнее.
— Ты же меня знаешь, — ответил Баба, осторожно выруливая к выезду с толкучки. — Как только разговор переходит на сплетни, я удаляюсь.
— Но ведь что-то было?
— Интересуешься? С чего бы это? — Вид у Бабы был хитрый.
— Так, просто из любопытства, — ухмыльнулся я.
— Да неужто? Что, понравилась девушка? — Баба не сводил с меня глаз.
Я сделал равнодушное лицо.
— Прошу тебя, Баба.
Он улыбнулся, и мы покатили к шоссе 680.
После нескольких минут молчания отец произнес:
— Знаю только, что у нее был мужчина и все сложилось… неблагополучно.
Слова его прозвучали так мрачно, словно девушка была смертельно больна.
— Ага.
— Я слышал, она порядочная девушка, работящая и добрая. Только после того случая ни один жених не постучался в дверь к генералу. — Баба вздохнул. — Наверное, это несправедливо, но в один день иногда столько всего случится, что вся твоя жизнь меняется, Амир.
Ночью я не мог уснуть, все думал о Сорае Тахери, о том, какая у нее родинка, о горбинке на носу, о блестящих карих глазах. Сердце у меня стучало. Сорая Тахери. Моя принцесса с толкучки.
12
Первая ночь месяца Джади, первая ночь зимы, самая длинная в году, в Афганистане именовалась ильда. В эту ночь мы с Хасаном всегда засиживались допоздна. Али чистил нам яблоки, кидал кожуру в печку и, чтобы скоротать время, рассказывал старинные сказки о султанах и ворах. Именно от Али я услышал, какие поверья связаны с ильдой, о мотыльках, летящих на огонь навстречу собственной гибели, и о волках, в поисках солнца забирающихся на вершины гор. Али клялся, что если в эту ночь съесть арбуз, то будущим летом тебя не будет мучить жажда.