Бел-горюч камень
Шрифт:
Неделю спустя лысый фронтовик неожиданно нагрянул в гости, при новом костюме и в кепке, принес коробку дорогих конфет. Папаша в это время лежал головой на столе пьяный в умат, но, услышав свое имя, очнулся, полез целоваться. Лысый придержал его, на лице мелькнула брезгливость. Оставил конфеты на столе, сочувственно кивнул сыновьям хозяина. Больше не приходил.
…Ощущая себя виноватым и не понимая, в чем виноват, Гришка растерянно глянул на отца, стоявшего в проеме чулана. А тот погрозил кулаком кому-то невидимому и вдруг заворочал шеей, словно ей стало тесно, рванул вырез рубашки.
– Я воевал за Родину! За Сталина! Я с его именем в бой шагал, я бы сдох за него! И мне по хер их долбаные культы!
Рубанув рукой в неприличном жесте, папаша снова шатнулся и чуть не упал.
– Предателей оправдали! Предателей!!!
Он задыхался. Ненависть набухала в нем жаркой мужицкой кровью. В висках стучал молот неотмщенных мыслей. Затеяли власти плач над урками, как теперь над вредителями! Враги-изменщики, мошенники-жулики отняли хорошую работу у него – солдата, трудяги! Советским воздухом дышат, советский хлеб жрут, а в головах прежнее – заставить лакействовать, вернуть анархию, бандитство, буржуйство! Всех бы их, как при Иосифе Виссарионовиче, к стенке, к стенке и – та-та-та-та! – покосить слева направо!
Эта рыжая лиса Готлиб лишний раз не глянет, корчит из себя цацу… Схожа цветом с покойной женой, вот сын и растаял… Приманила пацана училка, подтянулся в школе – на том, как говорится, и данке шон, а к чему было пудрить мозги сказками о морях-плаваньях? Скворыхин сказал – пашет Гришка на мамзельку как проклятый, воду таскает, полы моет, с девчонкой нянькается! Это что – выходит, плату за простую человечью помощь стребовала барыня?!
– Нашли прислугу, э-эх!
Не просто так Илья Саввич вызверился. Утром с фронтона обкома исчез портрет покойного вождя, что стало поводом для выпивки и ожесточенного спора с приятелями. Толян привел какого-то дохлого интеллигента. Тот новость ляпнул, будто на съезде партии разоблачили куль Сталина (Илье Саввичу хуже послышалось) и прячут от народа. Потому-де и съезд закрытым был. Хрущев только начальству велел секретное письмо отправить. Думают, народ отсталый, не дотумкает, и как бы возмущений не вышло.
Что за херня? Илья Саввич сильно удивился. Остальные тоже не шибко поняли, о какой части сталинского тела бухнул интеллигент. Отодвинулись – вдруг чокнутый, болтает всякое. Дохляк долго втолковывал с умным видом: не тот куль, а этот… Культ. Ну да, ясен пень, – не то, что по первости померещилось. А тут белобилетник Скворыхин, известный доносчик, стоит, уши развесил и в рот интеллигенту заглядывает…
Потом сами о Скворыхине забыли. Илья Саввич Хрущева ругал. Это ж надо, а?! Власть в руки заграбастал и на отца народного, на благодарную память о нем решил замахнуться! Каков Никитка!.. Верно, видать, болтают – кремлевцы же и траванули Иосифа Виссарионовича!
Интеллигент с Толяном защищали Никиту, кричали об освобождении узников «тоталитарного режима». А то Илья Саввич не помнил об амнистии сволоты, что жизнь его, честного человека, повернула наперекосяк!
Разлаялись небывало, аж о третьей поллитре не заикнулся никто. Скворыхин-то и ввернул о Готлибихе – теперь, мол, уедет, заскучает Гришка Мореход, сынок-то твой… Как под дых
Пока стукач сплетню жевал, Илья Саввич жалел – не подсечешь тубика чертова, еще окочурится. И все в голове спуталось, связалось в одно: культ личности, козни жидовские, вождь опороченный… рыжая Готлиб… сын…
Ненависть выкручивала душу, палила лицо и требовала выхода. Стукнув кулаком о стену, отец заорал:
Выпьем за Родину, Выпьем за Сталина, Выпьем и снова нальем!Судорожно сжатые пальцы на излете схватили Гришку за ворот, приподняли. Голос опустился до сиплого шепота:
– Понял, щенок? Понял, я тебя спрашиваю?! Нет, я тебя спрашиваю, ты понял, за кого твой папаша кровь проливал?! И если кто-нибудь еще раз скажет мне о культах… и что ты шляешься к этим… я им ноги повыдер…
– Не надо, – перебил Гришка, прикрывая локтем лицо. – Не надо, я понял…
– То-то, – отец с силой отбросил Гришку на кровать. Постоял, стекленея глазами, клацнул сбитыми каблуками сапог и отдал честь стене.
Занавеска колыхнулась сбоку. Братишка торкнулся с мокрым корабликом в руках, ойкнул и скрылся.
В кухне папаша грязно заругался и, кажется, отобрал кораблик у младшего сына. Малыш заплакал.
– Сволочь! – закричала мачеха. – Не смей трогать ребенка, пошел вон, сволочь, пьяница!
Послышался звон разбитой посуды, вслед за тем звериный отцовский рев. Мачеха завизжала. Гришка выскочил из каморки, подхватил забившегося в угол братишку и выбежал с ним на улицу…
Глава 13
Пришел Бык Мороза
Соседи спрашивали, куда пропал Мореход. Изочка разводила руками. Кто-то сунул в почтовый ящик конверт без штемпеля с именем Марии. Дома Мария села за стол и в недоумении пробежала глазами по листку из тетради в линейку.
– Очень уважаемая Мария Романовна! – хмыкнув, прочла Изочка вслух из-за маминого плеча. – От всего своего сердца и души признателен Вам за то, что Вы потратили много часов для того, чтобы я не остался на второй год в четвертом классе. Примите огромную мою благодарность за Вашу замечательную учебу и рассказы. Я никогда не забуду Вас, Ваше благородство и доброту. Еще раз простите меня за вред руке, причиненный мной Вашей дочери…
– Ошибок нет, – печально усмехнулась Мария и сложила листок.
– А дальше? – возмутилась Изочка. Ее потрясла церемонная, неуловимо книжная витиеватость Гришкиного слога. – Там много, я не дочитала!
– Письмо адресовано мне.
– Ну Мариечка, ну пожалуйста, что он еще написал?
– Попросил прощения.
– За что?
– За то, что больше не придет.
– Почему?!
Мария молча открыла дверцу «голландки» и бросила послание в огонь.
В школе Гришка старался не попадаться на глаза. Если случалось столкнуться, бурчал под нос приветствие и шмыгал в сторону. Но в коридоре на переменах Изочка постоянно ловила на себе чей-то тоскливый взгляд, и кто-то провожал ее после уроков домой, прячась за деревьями и заборами. Она не оглядывалась.