Бэламнийская трилогия

Блэйлок Джеймс

Сейчас же в воде копошилось около полудюжины форелей, собравшихся вокруг одного из плавающих на поверхности резиновых сыров и разглядывающих его так, словно он вызывал у них недоумение. На глазах у Джонатана одна из форелей отплыла в тень, а потом вернулась с двумя своими товарками, которые, как и все остальные, принялись плавать вокруг фальшивого сыра, не сводя с него глаз. Профессор подошел к Джонатану посмотреть, что его так заинтересовало.

– Эти форели, похоже, изучают резиновый сыр Тэлбота, – заметил Джонатан. – Интересно, на какие мысли он их наводит – на научные или философские?

– Почти несомненно на философские, – ответил Профессор. – Они делают выводы о

природе такого зверя, который подвешивает под причалом куски резины.

– Тогда они могут заключить только то, – сказал Джонатан, – что мы – раса придурков. Они подсчитают нашу значимость с точки зрения висящего здесь резинового сыра. Возможно, нам следует опустить на веревке книгу либо подвесить какой-нибудь символ технического прогресса вроде компаса, стеклянного шарика или куска мыла.

– Это только ухудшит положение. Они начнут гадать, почему мы произвели подобные чудеса, а потом сбросили их в воду.

Примерно в это время из зеленых глубин реки поднялась стая длинных извивающихся, словно резиновые, речных кальмаров. Форели бросились от них врассыпную. У кальмаров были большие круглые выпученные глаза и дюжина волочившихся сзади щупальцев. На какое-то мгновение они застыли совсем рядом с поверхностью, огляделись, а затем опять исчезли в глубине, оставив резиновый сыр Тэлбота одиноко болтаться под напором течения.

– Там, внизу, должно быть, происходит уйма всего такого, о чем мы ничего не знаем, – заметил Джонатан. – Вот было бы странно жить при таком зеленом неустойчивом свете. На мой взгляд, тут слишком много теней.

– Я не уверен, что соглашусь с тобой. – Профессор вернулся на корму плота. – Я сейчас работаю над чертежами устройства, очень похожего на аппарат Эскаргота. Своего рода подводная лодка. Представляешь, что бы ты увидел, находясь в ней.

Они позанимались всякой ерундой еще с полчаса, потом отвязали плот и выплыли на середину реки. Мимо в каноэ проплыли двое рыбаков в шляпах с обвисшими полями. Они курили трубки и тащили за собой рыболовные лесы. Выступающий вдали берег вскоре скрыл их из виду. Джонатан наблюдал за тем, как городок Твомбли становится все меньше и меньше, и наконец, перед тем как и они тоже обогнули этот выступ, увидел юного Тэлбота – с тубой и со всем прочим, – который спускался по тропинке к пристани, чтобы проверить свои крючки. Тэлбот помахал им издалека рукой, и когда плот уже поворачивал, выходя за пределы участка, просматривавшегося из деревни, до них донеслась одна печальная, отдающаяся эхом нота, вырвавшаяся из горла его тубы, – грустный и далекий прощальный звук.

Джонатан немедленно почувствовал, что в теплой тишине этого утра его наполняет не бодрость и изобилие ожиданий, как он надеялся, а тоска по дому. Профессор нарушил тишину, стукнув слегка кофейником о банки с маслом и вареньем. Когда же он разрезал на куски буханку свежего хлеба, запах хлеба и кофе показался Джонатану запахом самой жизни. И поскольку он никогда не отступал перед лицом чего-либо столь значительного, как жизнь, он набросился на огромный ломоть хлеба, намазанный яблочным маслом. Затем он опрокинул чашечку кофе, и сочетание кофе и хлеба эффективно развеяло то мрачное настроение, в которое Джонатан, казалось, погрузился. Если уж на то пошло, он решил забросить свою собственную лесу и поймать парочку тех форелей, что насмехались над резиновым сыром Тэлбота. К концу завтрака городок Твомбли вполне мог остаться в тысяче миль от них, и Джонатану казалось, что будущее обещает ему нечто неопределенно-великое.

Вдоль берегов реки все было покрыто зеленью и находилось в постоянном движении. Бобры и водяные крысы шныряли в зарослях ив и плескались на мелководье

возле белых и серых цапель, которые вышагивали на своих тоненьких ножках, высматривая рыбу. Несколькими милями ниже города Джонатан с Профессором увидели первую из огромных дубовых рощ, которые в конце концов сливались вместе, образуя густые леса. Джонатану дубы казались одновременно прекрасными и зловещими, хранящими вековые мифические секреты. Когда он был маленьким, ему говорили, что вечером в День святых в стволах дубов течет не сок, а кровь и что раз в сто лет в эту ночь невероятно старые деревья в глубине лесов исполняют древние танцы и водят хороводы перед собранием гоблинов. Джонатана, по правде говоря, ничуть не удивляло, что и эльфы и гоблины живут в чащах дубовых лесов.

Те же самые деревья, которые прошлой осенью походили на скелеты и таили в себе угрозу, теперь были покрыты зеленью, и их огромные ветви нависали над самой рекой, бросая тень на неподвижную воду у берегов. Джонатан лежал на спине, поставив босые ноги на палубу, и смотрел на перемежавшиеся голубое небо и спутанную зелень листьев у себя над головой. Он был относительно счастлив, бездельничая вот так и покуривая трубку, и надеялся, что форель проигнорирует его наживку еще какое-то время. Внезапно ему пришла в голову странная мысль: зря он не насадил на свой крючок резиновый сыр Тэлбота, чтобы гарантировать себе покой, и до него дошло, что, возможно, Тэлбот был не так глуп, как казалось. Возможно, этого парня сама идея рыбалки привлекала больше, чем ее обычно предпочитаемый всеми результат. Джонатану понравилась эта мысль – она вроде как отчасти ставила форель на место.

Как раз в тот момент, когда Джонатан подумал, что мог бы провести так весь день, Профессор уселся рядом с ним на палубу, держа в руках нечто похожее на старый план.

– Вот.

Джонатан приподнялся на локте и вгляделся в протянутую ему бумагу. Казалось, это был старый, пропыленный план этажей какого-то многоэтажного каменного здания, возможно замка. Джонатану он ни о чем не говорил.

– Ты что, собираешься заняться недвижимостью? – спросил он Профессора.

Тот подмигнул ему. Это было подмигивание, исполненное значения.

– Мы с тобой, Джонатан, уже побывали на данном объекте недвижимости. И если бы не Сквайр, мы бы скорее всего там и остались – как две кучки костей.

Джонатан пригляделся к чертежу чуть повнимательнее и узнал огромный холл на первом этаже с его высоким, опирающимся на балки потолком. Был там и невероятных размеров каменный камин, и большие окна, в которые он сам запустил деревянной скамьей. Чертеж изображал планы различных этажей замка на Гряде Высокой Башни, покинутого сейчас его хозяином, гномом Шелзнаком. У Джонатана немедленно зародились подозрения.

Профессор попытался его успокоить:

– Я нашел этот чертеж – кто бы мог подумать – в городской библиотеке. А мне казалось, что я знаю там каждую карту и рукопись. Я рылся среди Особых Коллекций, и как раз там он и был, просто валялся на стойке среди прочих бумаг, словно кто-то принес его вчера и оставил там для меня. На самом деле мне очень повезло.

– Так, значит, ты изучал архитектуру? – спросил Джонатан, щурясь поверх своей трубки на Профессора.

– Немного. Однако в последнее время я изучал нижние уровни на этом чертеже. – Профессор замолчал на минуту, чтобы вытащить из тряпичного мешочка горсть очищенных от скорлупы миндальных орехов и бросить парочку себе в рот. – Посмотри на эти коридоры, которые идут отсюда, из погреба. Они должны уходить в землю. И посмотри на эту надпись. Она гласит: «Пещера Мальтиуса». А потом еще вот эта: «Пещера троллей». Разве это не кое-что?