Белапктрисса Бессертатч
Шрифт:
– Не могу… – кричал Бессертатч, раздираемый душевной болью, но его горящее тело не чувствовало ее и не обгорало – он страдал лишь от бесчеловечных, внезапных пыток безжалостной судьбы.
– Ты обязан… Или ты не хочешь моего воскрешения?
Он кричал от боли в страдающем, разрываемом сердце.
– Не могу…
– Я должна возвратиться…
– Я не хочу… убивать…
– Ты должен, Роберт … Должен…
– Должен… – сдался он. – Должен…
И огненная Белапктрисса отпустила его несчастное тело на пол, оставив в покое.
– …должен… – ещё продолжал он стонать.
– За что она тебя так? – хотел подбежать к Бессертатчу Веммер.
– Уйди, – крикнул он чуть ли не в слезах. – Я не могу
– Роберт, ты совершаешь ошибку. Прости, что тогда прогнал тебя, но не уподобляйся мне.
– Уходи, – чуть ли не трясся Бессертатч. – Помоги… – неслышно шепнул он.
– Роберт…
– Оставь меня в покое, Джеймс Веммер!.. – кричал он под влиянием Белапктриссы.
…
Прошло два дня. Роббер Бессертатч сидел перед затухшим камином, не сводя с него испуганных глаз: именно оттуда, из огня, являлась к нему Белапктрисса. И этот призрак прошлой жизни промелькнул перед его глазами. И все он знал и помнил будто бы наизусть, и одна картина постоянно рисовалась перед ним: картина убийства его любимой Белапктриссы де Вейр.
Это было лет пять назад. Тогда она жила с мужем – Джоном. У этого человека было больное, изнеженное сердце, в связи с чем он всегда и во всем беспрекословно подчинялся Белапктриссе – всем телом и душой, не желая верить, что ее сердце отдано другому: Роберту Бессертатчу. Белапктрисса не любила и Джеймса Веммера де Эйра, только лишь играя с ним, из-за чего о нем почти ничего не знал де Вейр, но иногда подобного ничего достаточно, чтобы возненавидеть обычного человека… о знакомстве Джеймса и Джона будет сказано не в этой главе. Однако Бессертатча он несколько раз замечал рядом со своей женой, и огненная ревность разгоралась в его страдающем постаревшем сердце. Оно сжалось от боли и горя, но он боялся пойти на убийство и терпел предательство и обман… Но не вытерпел. Одной лунной ночью он ворвался с пистолетом в комнату жены и, не прогадав, застал их обоих – Белапктриссу и Роберта – в одной постели. Смеясь, голая Белапктрисса ждала его выстрела, а испуганный Бессертатч, сжавшись углу, боялся его: ведь сейчас он был безоружен. И этот страшный миг навечно остался в его памяти и тяжелым осадком выпал на долю его несчастной судьбы. «Стреляй! – требовала Белапктрисса от мужа. – Но тогда я вернусь, чтобы тебе отомстить!» Пистолет дрожал в его руке, но он хотел убить ее, предательство и горе всей своей жизни; Джон боялся: его слабое сердце не могло биться иначе – и вся его жизнь в одночасье превратилась в нескончаемый ад. Вдруг Джон выстрелил, и из женской простреленной груди хлынула алая струя крови. Большего он не мог, и, упав на колени перед трупом Белапктриссы де Вейр, Джон обнял ее мертвое тело. Он не смог сделать еще один выстрел, оставив в живых Роберта Бессертатча. Убийство Белапктриссы стало его наказанием. Их обоих…
Эти страшные воспоминания бесконечно прокручивались в его затуманенной памяти. Ему было страшно и больно, словно ядовитый змей постоянно кусал его больное сердце… Камин его счастья был пуст, а Бессертатч смотрел в него, надеясь на бессознательное оживление. И вдруг он вновь услышал голос мертвой Белапктриссы:
– Ты все правильно сделал, – шептала она.
– Белапктрисса, – испуганно огляделся Роберт, – где ты?
– Я здесь, – говорила она, – я с тобой, и я помогу тебе меня воскресить: ведь только ты теперь достоин моего воскрешения.
– Да, Белапктрисса… Только я теперь достоин… Только я…
Глава 4. Безумие, болезнь
Было прекрасное летнее утро; трава, покрытая прохладной росой, сверкающей алмазами в лучах восходящего солнца, переливалась на склоне небольшого холма, и быстрый взгляд талантливого художника мог заметить в ней оттенки чистого перламутра и представить себя вылезающим из раковины моллюском,
Это было холодной зимней ночью, когда улицы небольшого английского городка превращались в призраки, а дома походили на могильные плиты на старом заброшенном кладбище. Сильный ветер поднимал с земли недавно выпавшие иглы далеко не перламутрового снега, стараясь избавиться от одинокого путника. Читатель уже знает его имя. Фонари погасали за его спиной, и он шел, сам не зная куда. Увидев небольшой мотель, который ночами превращался в живое безумное существо, где стены пропахли плесенью и крепким спиртным, а толпы богачей постоянно стремились туда в надежде на… пока рано говорить, на что. У входа, как всегда, стояло похожее на статую существо, которое сложно с первого раза назвать человеком; оно, скорее, играло роль колонны, нежели вершины эволюции. Его лицо не выказывало никаких эмоций, нельзя сказать, был ли он рад каждому новому посетителю.
– Зачем тебе туда? – услышал путник за спиной тихий нежный голос. – Тебя там уничтожат, тебя там поработят.
Это было еще до его знакомства с Белапктриссой, лет, минимум, десять назад. Обернувшись, он заметил среди метели милое женское лицо, прячущееся от холода в огромном до самой земли пальто; ее стройный силуэт невольно бросился в глаза, заставив его улыбнуться. Ветер снегом вывел за ее спиной что-то наподобие белоснежных крыльев… Странное, выпорхнувшее из хаоса существо.
– Кто ты?
– Меня зовут Маргаретт Кооф, – нежно улыбнулась она в ответ. – Не ходи туда.
– Почему? – такая просьба всегда кажется пугающей от незнакомого человека.
– Это не твой мир. Я хочу спасти тебя.
– Но от чего?
– От того, что скрывается за этими стенами.
– Я не понимаю тебя, – сжался он от холода. – Ты, совершенно не зная меня, вдруг решила остановить посреди улицы, – оглянулся он по сторонам, заметив погасшие фонари, – с какой-то странной просьбой…
– Брось; ты еще поймешь, что я спасла тебя.
– Ты явно не в своем уме… – собирался он уйти.
– Послушай, – подошла ближе Маргаретт Кооф, – я знаю, какое у тебя сложилось мнение обо мне, но когда-нибудь ты поймешь истину. Этот мир, куда ты собираешься попасть, не предназначен для жизни… по крайней мере, обычных людей. Таких, как ты…
– Мне нравится такое начало, – заставил он себя улыбнуться. – Скажи, где ты берешь опиум?
– Я не… все не так! – заставила она себя не обижаться. – Я лишь хочу помочь тебе, я…
– Меньше слов, иначе у тебя это не выйдет.
Так началась история их любви. Это были самые светлые, самые искренние чувства, которые продлились два года и еще, кажется, четыре с половиной месяца… для чего такая точность? Это не была та любовь, которую Бальзак принимал за религию: в ней отсутствовал культ; это было истинное счастье. Но в любой идиллии, в любом прекрасном мире может неожиданно возникнуть возбудитель какой-либо болезни, и тогда вся реальность будет представляться иначе. Поначалу счастливое безумие начинает переходить в легкое заболевание, но люди, как правило, не придают большого значения первым симптомам болезни. Однако Маргаретт изначально знала, что в любой истории, где участвуют двое безумно любящих друг друга людей, никогда не бывает прямого сюжета: в любом произведении, поднимающем тему любви (имеются, однако, исключения) появляется третий персонаж, нарушающий гармонию двух сердец (какая ужасная фраза, зачем я ее написал?). Таковым здесь была Белапктрисса…