Белая Бестия

Положенцев Владимир

— Народ легко обмануть, — ответил Романовский, — принудить наконец. Если верить вам, то и вы не по доброй воле записались к большевикам. Толпу нужно направить в нужное русло, но обратно, в монархию, которая и погубила Россию, она уже точно не вернется. Во всяком случае, я рад что вы, как я понял, за новое Учредительное собрание.

Однако эти слова относились вовсе не к штабс-капитану. Адресованы они были генералу Маркову, который и приписывал Ивану Павловичу монархические пристрастия. Начальник штаба решил прилюдно еще раз подчеркнуть свою политическую

позицию. «Я не забыл ваших слов про то, что вы не доверяете генералам, — сказал Романовский. — Но временно согласился про них забыть по просьбе командующего Деникина».

Анна, конечно, была рада такому исходу, что штабс-капитан выполнил все ее советы. И все же осталась во рту какая-то неприятная горчинка.

Половникова приписали к партизанскому отряду Анны Белоглазовой.

Они теперь жили вместе никого не стесняясь. Девушка была счастлива. Каждый раз, когда она засыпала на плече Владимира, благодарила Бога, что он послал ей такое счастье, которого она, возможно, и не заслужила. Боялась спугнуть. Воевали тоже вместе. Как и прежде отряд совершал внезапные налеты на противника и штабс-капитан показал себя довольно славным воином. Сначала он был в подчинении хорунжего Куликова, а после нескольких успешных операций, Анна позволила ему командовать взводом из пятнадцати казаков.

Как-то в середине мая стало известно, что в станицу Староминскую прибывает эшелон с крупным пополнением большевиков. Решили подорвать пути на мосту через реку Ея. Устроить засаду. В это же время командующий Деникин приказал партизанам Белоглазовой отсечь подвоз боеприпасов красных в станицу Егорлыкская. Пришлось разделиться.

— Справишься? — заглядывала в глаза Владимиру Анна.

— Не сомневайся. Я же пока не давал повода сомневаться в себе.

— Не давал, — припала подбородком к колючей щеке штабс-капитана атаманша. — Люблю тебя.

Владимир, как всегда на проявление чувств ничего не ответил. Он вообще ни разу не сказал, что любит Анну. Но это её почему-то устраивало. Она упивалась своей любовью.

На следующий день пришла скверная весть — отряд Половникова сам попал у станицы Канеловская в засаду. Видимо, комиссары предвидели, что деникинцы попытаются остановить эшелон или на реке Ея, или на Сосыке. Часть партизанского отряда была перебита, остальных вроде бы взяли в плен. Есть ли среди них штабс-капитан, неизвестно.

Ротмистр Бекасов с самого начала подозрительно относился к Половникову, говорил казакам, что «с этим перебежчиком, мы еще хлебнем». Возможно, неприязнь была связана тем, что он сам вздыхал по Анне. В ней для него сошлись все качества женщины, о которых он мечтал: красота, страстность, преданность, решительность. И некая терпкая изюминка, которой не было более ни у кого. Но преданность и любовь были адресованы, к сожалению, не ему. Еще до появления в отряде Половникова, он пытался сблизиться с Белоглазовой, но постоянно, словно стучался в закрытую на тысячи замков железную дверь. Однажды Анна, видя страдания Петра, взяла его за руку:

— Знаете,

ротмистр, почему люди влюбляются? Потому что в объекте своего обожания, они видят продолжение себя.

— Нередко ошибочно, — буркнул Бекасов.

— Да, ошибочно, но это не меняет дела. Человек натура несовершенная и пытается другим, дополнить себя. Вами же у меня нет желания себя продолжать, потому что мы слишком с вами похожи.

Но Бекасов не оставлял надежды расположить к себе Белоглазову, даже когда у нее появился Половников.

Теперь же конкурент, возможно, попал в плен или убит. Эту новость Анна, вернувшись с задания, восприняла внешне спокойно. Собрала в хате помощников.

— Что предлагаете, господа?

— По нашим данным, пленных держат в станице Канеловской, — сказал один из казаков. — Но где именно, неизвестно. Там теперь довольно большой гарнизон красных. Наскоком мы не сможем их отбить. Нужно выслать разведчиков.

Белоглазова никому не могла поручить это задание. Хотела взять с собой двух казаков, но к ней в компаньоны напросился ротмистр Бекасов.

— Зачем тебе? — удивилась Анна. — Ты по определению ненавидишь штабс-капитана.

— Но я люблю тебя, — ответил ротмистр, — и сделаю всё, чтобы сделать тебе хорошо.

— Даже во вред себе?

На это Бекасов ничего не ответил.

Теперь они стояли вдвоем на берегу реки Ея.

Спустившись с косогора, рощей добрались до утлого мостика. Подбадривая коней, переправились по нему. В зарослях ивы спешились, привязали жеребцов к стволам деревьев. Когда вышли на поляну, к хутору, уже почти стемнело. У колодца четверо солдат жгли костер. В окнах дома света не было. Возле пристройки и амбара вроде бы тоже никого. Видимо, передовой пост перед станицей.

Анна кивнула Петру: «Как договаривались». Приблизительный план действий прикинули еще по дороге. Если на хуторе окажутся красные сторожевики, одно, если нет — другое.

Бекасов передернул затвор кавалерийского карабина, снова забросил его за плечо, подправил под шинелью Кольт и гранату, перекрестился. Зашагал быстрым, уверенным шагом прямо к костру. Увидев его, двое солдат с красными лентами на зимних шапках, поднялись, вскинули ружья: «Стой! Кто такой?»

— Петр Ильич Бекасов, — ответил ротмистр.

— Кто? — удивился ответу один из служивых. У него был длинный, раздвоенный на кончике, как надрезанный ножом огурец, нос.

— Глухой что ли?

— Что тут делаешь, куда идешь?

— Жену выгуливаю?

— Чего?

— Точно глухой. Жену, говорю, выгуливаю, гулящая она у меня.

— Гулящая? — еще пуще удивился солдат.

— Ага. Да вот она.

Из зарослей вышла Анна в оливковом бекеше, с разбросанными по плечам почти белыми волосами. Кобуру с Маузером она оставила на седле жеребца.

При виде красивой девушки, поднялись и остальные солдаты. Не из почтения, из удивления.

— Эта что ль, гулящая, — сглотнув спросил солдат. Остальные его приятели стояли открыв рты.