Белая Бестия

Положенцев Владимир

— Можете оценить эту красоту, так сказать, теперь вплотную, — продолжал Половников. — Сама же пришла. Раздевается, друзья, по первому щелчку. Ну, Анна, покажешь номер?

Высокий, худой как жердь большевик, задвинул с грохотом под стол стул. Выпятил вперед бородку клинышком:

— Как она вас нашла, товарищ Половников? Может, привела с сбой целую армию!

— Успокой своего приятеля, Володенька, — ответила Белоглазова. — Никакой армии за мной нет. Ты верно сказал, я влюбилась в тебя как кошка, с первого взгляда. И вот пришла

спасать тебя. А ты, оказывается, ни в каком спасении не нуждаешься.

— Милая Аннушка, — подошел к Белоглазовой штабс-капитан, дыхнул на нее дымом от папиросы, — неужели ты и в самом деле решила, что я свяжу свою судьбу с такой безголовой оторвой, как ты? Что буду воевать на стороне генералов, которые спустили в помойную яму великую империю? Они прошлое, ушедшее безвозвратно. Что они могут дать русскому народу? То, чем он уже сыт по горло — рабство, нищета и бесправие. От вашей армии пахнет нафталином и перхотью. Вас всего несколько тысяч, нас тьма, потому что на нашей стороне свобода и правда.

— Ты прав, Володенька, как всегда прав. На вашей стороне — тьма. Но я пришла сказать, что люблю. Безмерно люблю.

Пухлый комиссар в монокле осклабился. Худой засопел волосатыми ноздрями, упрямо повторил вопрос:

— Как она сюда попала?

— Нетерпеливые какие у тебя друзья, Володенька, — вздохнула Анна. — Что ж, щелкай пальцами, любимый.

Белоглазова засмеялась, но в глазах её штабс-капитан, кажется, увидел навернувшиеся слезы. Это его еще больше насторожило. Пора было прекращать комедию и в самом деле разобраться, как она узнала, что он здесь и как пробралась в станицу. А главное, для чего? Неужто и вправду за ним?

Анна спокойно достала из-под бекеши Маузер. Комиссары застыли будто в немой сцене. Только матрос стал пятиться к двери.

Его она пристрелила первым. Затем уложила комиссара с клинообразной бородкой, задававшего много вопросов. Остальные, вместе с Половниковым, отскочили в угол комнаты, где висела икона с погашенной лампадой. У всех в кобурах были револьверы, но от страха они забыли про них.

Когда прогремели еще два выстрела и большевики упали на пол, забрызганный их кровью штабс-капитан, опустился на четвереньки, пополз к Анне.

— Не стреляй, не надо!

— Что ты, разве я могу убить любимого человека! Я же пришла за тобой. Пойдешь?

— Куда скажешь. Хоть на край света.

— И снова мы будем жить и воевать вместе?

— Да!

На улице раздался взрыв, окно осыпалось осколками, часть рамы провисла в комнату. Внутрь ворвался ротмистр Бекасов. В руке он держал поднятую вверх гранату:

— Ложись, всем на пол!

Но увидев живую — здоровую Анну и убитых большевиков, опустил бомбу. Уставился на Половникова, ухмыльнулся:

— А-а, штабс капитан… В картишки режешься?

Он подцепил мыском сапога червонную даму, отшвырнул к печке с чугунком картошки. Её подняла Анна, покачала головой:

— На червонную даму мне когда-то гадала цыганка,

сказала что ждет меня безумная, однако роковая любовь. Ты любишь меня, Володенька?

В углу зашевелился один из комиссаров. Как оказалась, пуля пробила ему плечо:

— Это Половников сдал нам отряд ваших добровольцев, — сказал он с выраженным прибалтийским акцентом. — Специально к засаде привел. Он постоянно держал связь с нашей контрразведкой. Его здесь, по незнанию, чуть не расстреляли, я спас.

— Ты тот самый Берзиньш?

— Вам отсюда не выбраться, — ответил латыш, застонал.

— Видишь, Володенька, что ты натворил, — с иронией сказал ротмистр Бекасов. — Сколько людей из-за тебя погибло — и белых, и красных. Нехорошо.

— Это правда? — не глядя на штабс-капитана, спросила Анна. — Верно, что ты… был агентом большевиков?

Половников нервно раскачивался на каблуках, будто его штормило ветром. Вдруг прорвало:

— Да! Да! Ненавижу вас, ненавижу! Кем я был? Адъютантом самого Алексея Алексеевича Брусилова, героем! Вы же устроили в феврале переворот, отдали власть недоумку Керенскому. А потом не смогли справиться и с ним. Уничтожили всё — и монархию, и страну, а вместе с ней мою карьеру, жизнь. Теперь я хочу одного-свободы! Ото всех!

— Я, значит, виновата…

— В первую очередь, потому что служишь этим… карикатурным, никчемным старикам-полководцам, этим ублюдкам, которые только и могут что витиевато и учтиво изъясняться на собраниях, а за глаза обливать друг друга грязью. Армия… ха-ха… Умственные калеки-генералы, полуспившиеся офицеры-дезертиры, казачий сброд и юнкера-романтики. Ну какой из Деникина командующий? Ему бы только на санях с бабами кататься.

— Я, Володенька, служу только себе. С тобой же мне все ясно. Можешь не продолжать.

Белоглазова подняла Маузер, навела на грудь штабс-капитана. Тот втянул живот, прекратил дышать. Но глаз не отвел. В них пылал отчаянный гнев. Когда палец уже начал сдавливать спусковой крючок пистолета, Анна перевела ствол на Бекасова и выстрелила. Ротмистр упал на тело мертвого матроса. Другим патроном она добила латыша. У Половникова от страха подкосились ноги. Опустился на лавку. Анна взяла его за отворот кителя:

— Ты жаждешь свободы? Иди.

— Что?

В глазах его уже не было решимости, только ужас.

— Ты свободен, иди, я тебя не держу, Володенька. Я люблю тебя.

— Сумасшедшая, ведьма, — прошептал Половников. Нашел силы подняться. — Ну, я пойду?

— Сказала же, иди.

Анна села за стол, положила на него пистолет.

За окном, совсем близко раздались выстрелы, а через мгновение в комнату ворвались несколько большевиков с револьверами и ружьями. «Мать честная, — вырвалось у одного из них, когда он увидел горы трупов, — Это что здесь…?»

— Возьмите её, — сказал Половников. — Это та самая Белая бестия, атаманша отдельного партизанского отряда полка генерала Маркова.