Белая церковь
Шрифт:
– Что ж, - сказал Потемкин, прекрасно знавший, когда и при каких обстоятельствах просыпается Зубов, - ничего удивительного. Дворцы и роскошь всегда располагали к сочинительству.
Достав нужные бумаги, картинно встав перед своими слушателями, Платон Зубов набрал полные легкие воздуха. Хотя, гм, небольшая заминка.
– Вступление тут у меня на французском, оно еще недостаточно отшлифовано. Начнем с пункта первого. Общих исторических мест рассуждение относительно устройства столиц, династий и дворов. По завершении всех наших побед в мире мусульманском, католическом и лютеранском преобразованная Россией Европа должна иметь суть следующие столицы -
– Но позвольте!
– вскричал князь.
– Вы называете в качестве вассалов столицы ныне здравствующих держав! Куда, по-вашему, эти державы денутся?
Это был тяжелый удар для самолюбивого фаворита. Из всех существовавших тогда правительственных учреждений ему почему-то особенно приглянулась Коллегия по внешним сношениям. Он подчинил ее себе полностью, но, плохо разбираясь в межгосударственных отношениях, слабо владея языками, совершенно запутался во внешней политике России. На заседаниях Совета его укоряли в том, что у него нету единой концепции в ведения иностранных дел. Провозглашаемые теперь идеи должны были стать основой его иностранной политики, и вдруг такой удар в самом начале! Куда эти страны денутся...
– Для могущественной державы, - сказал вызывающе Платон Зубов, - какой является наша, это не может составить проблемы.
– Спору нет, для могущественной державы это не может составить проблемы, но для державы христианской, притом что и остальные державы христианские, это очень даже может составить проблему. Причем гигантскую, неразрешимую проблему!
– Христианство есть религия, - сказал, подумав, фаворит.
– А религия к делам политическим некасаема.
– Нет, друг мой! Христианство есть формула нравственности, а уж нравственность составляет фундамент любого цивилизованного государства.
– Христианство есть религия, и только, - заявила вдруг Екатерина
– Не соглашусь, матушка! Христианство есть такое состояние нравов, при котором вот оно - как будто и можно, но на самом деле нельзя!
– Если можно, то почему нельзя?
– спросил в недоумении фаворит.
– Потому что над нами бог. Призывая его в судью и вершителя всех наших земных дел, мы тем самым как бы признаем относительность всех наших деяний. Человек предполагает, а бог располагает. Это речение витает не только над церковными нищими, но и над сильными мира сего. Перед богом все равны. И не зря в народе про человека, не признающего духа всевышнего, говорят с ужасом - креста на нем нету...
– Если об этом все время помнить, то невозможно будет даже роту солдат поставить во фрунт, - усмехнулся Зубов.
– А если забыть об этом, - вскричал князь, - то можно родную мать поставить по стойке "смирно" и забыть о ней на добрую сотню лет!
У Зубовых были какие-то нелады в семье, особенно в отношениях сыновей к матери. Собственно, и сам Потемкин был в ссоре со своей матерью, так что обе стороны на миг ослабили давление друг на друга.
– Ах, мужчины-мужчины, - вмешалась вдруг императрица.
– Вам бы все саблями размахивать да о боге спорить. А мне вот завтра нужно пшеницу смолоть и выпечь пять тысяч мешков сухарей для моих солдатиков. Пшеницу достала - смолоть негде. Смелешь - выпечь негде. Выпечешь - высушить негде. Прямо рок какой-то на этой державе - никогда
Несколько раздосадованный тем, что ему не удалось представить свое сочинение должным образом, фаворит упрятал листы обратно в стол и, чтобы как-то замять конфузность ситуации, сказал примирительно:
– Передышка нужна. Мир нужен. Вот что сегодня главное.
Императрица с жаром его поддержала:
– Право, князь, заключите скорее мир с турками и возвращайтесь. Помимо всего прочего, я просто соскучилась без вас.
– Я, со своей стороны, тоже очень просил бы вас об этом, - неожиданно заявил фаворит.
– Вам-то что за радость в моем возвращении?
– Радость для меня, конечно, относительная, но мне нужна армия. Согласно принятому постановлению войска, бывшие под вашим началом, поступают в мое распоряжение.
– Помилуйте, - завопил светлейший, пораженный этой новостью, так как он никогда ни один документ не дочитывал до конца, - зачем вам, в ваши двадцать пять лет, стотысячное войско?
– Вы думаете, - ехидно спросил фаворит, - без стотысячного войска возможен выход через Персию к теплому Индийскому океану?
– Да зачем вам Индийский океан?!
– Вы забываете, светлейший, что выход через Персию к Индийскому океану - естественное устремление России. Правда, персидский поход Петра окончился неудачей, но наша великая государыня, завершив почти все великие предначертания своего предшественника, не может оставить без внимания прожект выхода к Индийскому океану. И не исключено, что его выполнение будет поручено мне.
– Друг мой, - сказал Потемкин, изобразив на своем лице улыбку, - лень и неспособность заняться каким-либо полезным делом привели тебя к тому, что ты стал бредить неосуществимыми, химерическими планами...
– Уж коль скоро зашла речь о химерах, - задиристо заявил фаворит, - то это скорее ваша Византия и все эти ваши дела на юге.
– Юг - это будущее России.
– Не будем спорить. История нас рассудит.
Как-то так получалось, что все у них было на равных. Обоих в свое время государыня допустила к себе и возвысила, обоих обогатила, дала власть, армии, а что до разности их планов...
– Да как ты смеешь, сопляк, равнять себя со мной?! Я присоединил южный край и Крым к России, я вывел державу к Черному морю, я четыре года сражаюсь против турок, я поставил на колени эту империю! А что ты придумал в свои двадцать пять лет, кроме того, что спишь до полудня, и пока ты в постели нежишься, твоя обезьяна в приемной скачет по головам посетителей, грызет парики и мочится на них? И эти олухи вместо того, чтобы схватить за задние лапы это чудовище...
Побелевший Зубов подошел к столу, достал из выдвижного ящика массивный английский пистолет.
– Что-о-о?
– завопил Потемкин.
– Ротмистр поднимает оружие против фельдмаршала? Да я тебя голыми руками...
В ярости, не помня себя, он схватил тяжелое ореховое кресло и высоко поднял над головой. В какую-то секунду оба замерли - один с поднятым креслом, другой с наведенным пистолетом. Дело в том, что, помимо них, в кабинете находилось еще одно лицо, и, при несомненном могуществе сцепившихся сторон, абсолютной властью обладало именно то третье лицо, и от его поведения многое зависело в этой схватке. А третье лицо тем временем спокойно сидело в углу за отдельным столиком и кушало яблоко. Екатерина с юных лет завела себе привычку начинать и заканчивать день яблоком, и она его аккуратно, с удовольствием вкушала.