Белая Кость

Эль Кебади Такаббир

Швея сдалась:

— Хорошо. Иди, погуляй чуток.

— Я здесь подожду, — сказал Гилан и сунул женщине в руку две медные монеты.

— Праня! — крикнула она. — Освободи лавку у жаровни! И принеси тряпку господину под сапоги. — Завязав на груди концы платка потуже, принялась раскладывать на столе чёрно-белое платье.

Гилан удивлённо хмыкнул. Ну и дела… За два медяка мальчик превратился в господина. Странный народец — эти горожане.

Наверху раздался грохот. То ли жильцы на втором этаже что-то уронили, то ли

Праня расшибла лоб. Швея никак не отреагировала на шум. Значит, жильцы…

Из смежной комнаты выплыла круглолицая девушка. Сверкая лукавым прищуром, убрала со скамьи побитый молью кафтан, постелила на пол тряпку. Гилан снял берет и, расположившись у жаровни, уставился на тлеющие угли.

***

На столицу опускались сумерки. Кукловоды складывали на помостах декорации. Канатные плясуны сматывали канаты. Трактирные работники закатывали пустые бочки в склады. Из окон непотребных домов кричали шлюхи, зазывая клиентов. Праздная толпа растекалась ручьями по притонам и тавернам.

В жарко натопленной харчевне тускло горели грязные от нагара лампы. К ароматам еды примешивался запах подсыхающей одежды. На лестнице, ведущей к съёмным комнатам, шушукались продажные девки, ожидая, когда посетители набьют желудки и освободят руки. Мужики, вдоволь нахлебавшись дармового вина, с жадностью рвали зубами мясо, грызли кости, облизывали пальцы, блестящие от жира, и поглядывали на двух молоденьких девиц, приютившихся за столом в углу помещения. Одной на вид лет шестнадцать, вторая совсем юная. Обе темноволосые, темноглазые. По всей видимости, сёстры, уж очень много общего просматривалось в их внешности.

Подобные заведения порядочные горожанки посещали с мужьями или ухажёрами. Эти девушки явились без спутников. Чистые, опрятные, с милыми лицами, они не походили ни на шлюх, ни на крестьянок. Из-под подолов суконных платьев выглядывали сапоги для верховой езды, на вбитых в стену гвоздях висели шерстяные плащи.

Из-за соседнего стола поднялся мужик в рубахе из заморской крапивы — даже при слабом свете рубаха блестела как шёлк. Вещь дорогая и явно с кого-то снятая пузырилась на плечах и обтягивала торчащий живот. Расчёсывая пальцами бороду и отвечая колкостями на шутки приятелей, мужик направился к проёму, ведущему в кухню. Исчез из виду ненадолго. Вернулся, держа в руке глиняную чашку с леденцами. Сопровождаемый любопытными взглядами посетителей, пересёк зал и поставил чашку перед девушками.

— Откушай, милое дитя, — обратился он к младшей. — Это очень вкусно.

Девочка бросила конфету в рот и с хрустом раскусила.

Мужик скривился, как от зубной боли:

— Кто же так ест леденцы? Их сосать надо. Ты умеешь сосать?

— Я умею, — отозвалась с лестницы шлюха.

Её приятельницы по ремеслу затрещали как сороки:

— Я тоже умею… И я… И я…

Мужик оглянулся:

— Да цыть вы, шалавы!

Не с вами разговариваю.

Не отвлекись он на продажных девок, то заметил бы, как девушка, которая постарше, вытащила из клапана на сапоге нож и, положив его на стол, накрыла руками.

— Попробуй ещё раз, — попросил мужик младшую.

Не сводя с него немигающего взгляда, девочка взяла леденец и снова раскусила.

— Ну что же ты делаешь? Никакого удовольствия: ни себе, ни леденцу, — сокрушался он. — Хочешь, научу тебя сосать? У меня есть огромный леденец.

— А тарелкой в лоб не хочешь? — откликнулась старшая.

Мужик вытаращил глаза:

— Чего?

Его приятели прыснули со смеху.

— Эй! Майса! — прозвучал резкий голос. — Оставь девчонок в покое.

Без лишних слов Майса схватил глиняную кружку и запустил в говорившего, но промазал. Кружка разбилась о стену вдребезги. Тогда Майса схватил табурет и замахнулся.

Посетители сорвались с мест. Шлюхи радостно заверещали.

— Раздвигай столы! — прозвучала чья-то команда.

По половицам заскрежетали ножки.

Девочка прошептала подруге:

— Миула, давай уйдём.

— Сиди! Гилан велел здесь ждать.

Из кухни выбежал хозяин харчевни:

— Что здесь происходит?

— Не вмешивайся, старик! — крикнул кто-то.

— Я сейчас стражников покличу! — пригрозил хозяин.

Майса вытащил из кармана горсть медяков и швырнул на пол:

— Это за разбитую посуду. — И обернулся, услышав ритмичный стук.

Прижимая к столешнице растопыренную ладонь, Миула втыкала нож в просветы между пальцами, постепенно ускоряя темп.

Обращаясь непонятно к кому, Майса воскликнул:

— Вы только гляньте, что она делает! Во даёт девка! — Забыв о предстоящей драке, поставил табурет и подсел к столу. — Где ты такому научилась?

— Там, где я живу, все умеют это делать, — ответила Миула, наращивая темп. Стук острия ножа о столешницу превратился в дробь.

К ним стали подтягиваться посетители харчевни и шлюхи.

— Где ты живёшь? — спросил Майса, не успевая следить за клинком.

— За Глухим лесом.

— Не знаю такого.

— Ты много чего не знаешь, — сказала Миула и воткнула нож в доску сбоку от своей руки. — Хочешь узнать, что такое настоящее удовольствие?

Майса оглянулся на приятелей. Те подзадорили его кивками.

— А кто ж не хочет? Хочу.

— Клади руку и растопырь пальцы.

Он посмотрел на Миулу с сомнением.

Она рассмеялась:

— Что? Струсил?

— Ничего я не струсил! — взъерошился Майса и прикрикнул на девочку: — Не грызи леденцы! Их сосать надо!

— Тогда клади руку, — сказала Миула и поднялась с табурета.

Майса вытер ладони о рубаху и прижал к столу растопыренную пятерню.

— Что вы говорите невинным девочкам? — спросила Миула и выдернула нож из столешницы.