Белая львица

Манкелль Хеннинг

Валландер сердито отбросил эти мысли и сосредоточился на заупокойной службе. Меж тем как пастор Туресон произносил положенные слова, он на миг встретился взглядом с Робертом Окерблумом. И даже издали прочел в его глазах бесконечную скорбь и одиночество. В горле опять встал комок, из глаз брызнули слезы. Чтобы взять себя в руки, он стал думать о Коноваленко. Как, вероятно, и большинство шведских полицейских, в глубине души Валландер не был убежденным противником полного запрета смертной казни. Если забыть о скандале, который разразился, когда смертную казнь отменили даже для тех,

кто во время войны изменил родине, он не то чтобы полагал ее возможной карой за определенные типы преступлений. Просто иногда сталкивался с жестокими убийствами, изнасилованиями, преступлениями на почве наркотиков, которые были полны такого презрения к человеку, что у него непроизвольно мелькала мысль: подобные люди не вправе жить на свете. Он прекрасно понимал, что его резоны противоречивы и такой закон невозможен и даже нелеп. Это говорил его подсознательный опыт, невзвешенный, мучительный. Все то, что ему как полицейскому приходилось видеть. И что вызывало в душе иррациональный и болезненный отклик.

Когда служба закончилась, Валландер пожал руку Роберту Окерблуму и стоявшим рядом людям. Смотреть на девочек он не рискнул, опасаясь собственных слез.

На улице пастор Туресон отвел его в сторону:

– Большое спасибо, что вы пришли. Мы не рассчитывали, что полиция пришлет кого-то на похороны.

– Я представляю только себя самого, - ответил Валландер.

– Тем лучше, - сказал пастор Туресон.
– Вы по-прежнему разыскиваете виновника этой трагедии?

Валландер кивнул.

– Но вы его поймаете?

Валландер опять кивнул:

– Обязательно. Рано или поздно. Как Роберт Окерблум? И девочки?

– Он ищет опоры в поддержке общины, - ответил пастор.
– И у него есть Бог.

– Значит, он по-прежнему верует, - тихо сказал Валландер.

Пастор нахмурился:

– А почему он должен оставить Бога из-за того, что люди причинили зло ему и его семье?

– Действительно. Почему?

– Через час у нас в церкви собрание. Приходите, мы будем рады.

– Спасибо, - ответил Валландер, - но меня ждет работа.

Они обменялись рукопожатием, Валландер пошел к машине и вдруг заметил, что вокруг бушует весна.

Скорей бы уж Виктор Мабаша уехал, подумал он. Скорей бы арестовать Коноваленко. Тогда можно будет и весне порадоваться.

Утром в четверг Валландер отвез дочь к своему отцу в Лёдеруп. И она вдруг надумала остаться там до завтра. Посмотрела на одичавший сад и решила до возвращения в Истад навести порядок. Но одного дня на это явно не хватит.

– Если передумаешь, позвони, - сказал Валландер.

– Можешь сказать мне спасибо за то, что я убрала твою квартиру, - сказала Линда.
– Ведь там ужас что творилось.

– Знаю. Спасибо.

– Сколько мне еще придется пробыть здесь? У меня в Стокгольме вообще-то много дел.

– Недолго, - ответил Валландер, чувствуя всю неубедительность своих слов. Но к его удивлению, дочь больше ничего не сказала.

Вернувшись в Истад, Валландер имел продолжительную беседу с прокурором Окесоном. А до того вместе с Мартинссоном и Сведоергом привел в порядок все следственные материалы.

Около

четырех он поехал домой, по дороге закупил продукты. Возле двери лежала огромная кипа рекламных брошюр какого-то универмага. Он не глядя отправил их в мусорный мешок. Потом приготовил обед и еще раз проработал с Виктором Мабашей все практические обстоятельства, связанные с его отъездом. Заученные реплики с каждым разом звучали все чище.

После обеда они разучили последнюю деталь. Виктор Мабаша перекинет через левую руку плащ, чтобы спрятать повязку. И вот так, с плащом на руке, ему нужно достать из внутреннего кармана паспорт. В конце концов Валландер остался доволен. Никто ничего не заметит.

– В Лондон вы полетите рейсом английской авиакомпании, - сказал он.
– Лететь рейсом САС слишком рискованно. Шведские стюардессы наверняка читают газеты и смотрят по телевизору новости. Они могут заметить повязку и поднять тревогу.

Вечером, когда они обсудили все практические проблемы, внезапно настала тишина, и ни один из них долго не мог ее нарушить. Но вот Виктор Мабаша встал, подошел к Валландеру.

– Почему вы мне помогаете?
– спросил он.

– Не знаю, - ответил Валландер.
– Я часто думаю, что должен бы надеть на вас наручники. И понимаю, что очень рискую, пытаясь вывезти вас за пределы Швеции. Может быть, Луизу Окерблум все-таки убили вы? Сами рассказывали, какими умелыми лжецами становятся люди в вашей стране. Может, я выпускаю убийцу?

– И все-таки вы это делаете?

– Да, все-таки делаю.

Виктор Мабаша расстегнул на шее цепочку и протянул Валландеру. На ней была подвеска - зуб какого-то хищника.

– Леопард - одинокий охотник, - сказал Виктор Мабаша.
– Не в пример львам он ходит сам по себе, пересекает только собственный след. Днем, в самую жару, он отдыхает на деревьях вместе с орлами. А ночью охотится, в одиночку. Леопард - ловкий охотник. Но и величайший вызов для других охотников. Это клык леопарда. Я дарю его вам.

– Я не вполне понял смысл ваших слов, - сказал Валландер.
– Но подарок принимаю.

– Все понять невозможно. Рассказ - это странствие, у которого нет конца.

– Наверное, в этом и заключается различие между нами. Я привык ожидать, что у истории есть конец. А вы полагаете, что добрая история бесконечна.

– Может быть, и так, - сказал Виктор Мабаша.
– Может быть, счастье - знать, что новой встречи не будет. Ведь тогда что-то продолжает жить.

– Может быть, - повторил Валландер.
– Но я сомневаюсь. Вправду ли это так?

Виктор Мабаша не ответил.

Через час он спал под одеялом на диване, а Валландер сидел, разглядывая подаренный клык.

Внезапно его охватила тревога. Он вышел в темную кухню, глянул на улицу. Все спокойно. Потом проверил, хорошо ли заперта дверь. Сел на табуретку у телефона и подумал, что просто устал. Еще двенадцать часов - и Виктор Мабаша уедет.

Он снова взглянул на клык.

Все равно никто не поверит, подумал он. И лучше никогда не рассказывать о днях и ночах в обществе чернокожего африканца, которому отрезали палец в уединенной сконской усадьбе.