Белая нить
Шрифт:
Олеандр вдруг сообразил, что до сих пор стискивает ее в объятиях. Отпустил и собрал руки за спиной. Отпрянул, ожидая продолжения стального натиска, но что-то пошло наперекосяк.
Аспарагус повернулся к двери и произнес в темноту ночи:
– Прошу вас…
В проеме показался Зеф. Он поглядел на Олеандра, чиркнул ребром ладони по шее, как если бы говорил «Нам конец», и вкатил в дом бочку. Громыхнув, она пересекла комнату и ударилась о стену. Следом, изогнувшись в полете, в кресло плюхнулись колосья ливра –
– На пост. Живо!
Аспарагус не церемонился. Подол его плаща взвился, когда он подцепил ногой дверь и захлопнул её перед носом Зефа. Звук получился такой, что Олеандр соотнес его со словами «Удар злого рока».
– Благой ночи. Я Эсфирь, – раздался веселый голосок.
Олеандр усмехнулся. Он начинал подозревать, что звучание собственного имени доставляет ей немалое удовольствие. Пускай в доме будут десятеро, она подойдет ко всем и представится каждому.
– Вас ничего не смущает, наследник? – спросил Аспарагус, явно намекая на непогоду.
Раздуваясь, за окном пролетела чья-то накидка. Вдогонку ей промчались сапог и кружевные подштанники.
И почему Олеандру захотелось рассмеяться? Еще бы его не волновал внезапно разошедшийся ураган! Он видел такое впервые в жизни и, мягко говоря, малость опешил. Но ежели ради спасения приятеля ему нужно пожертвовать одним солнечным днем, значит, так тому и быть.
– Чего ты хочешь, Аспарагус? – выдохнул он. – Рубин оказался при смерти отчасти из-за твоего бездействия. А она, – он указал на зевающую девушку, – помогла его излечить!
– Не совсем, – возразила Эсфирь, встрепенувшись. – Скорее, оживить. Хотя… Знаете, тут как посмотреть. Его душа не отделилась от тела. Потому-то я и смогла ему помочь…
Чего? Олеандр ждал, когда она добавит что-то вроде «Я пошутила», но с её уст слетело неуместное:
– …Что-то кушать захотелось. – Она гулко причмокнула, точно смакуя невидимую пищу.
Не припоминал он, кому из знакомых существ в последний раз удавалось поставить его в тупик. Наверное, заслуга та до сих пор принадлежала Глену – однажды он сочинил за ночь поэму.
Аспарагус уже в десятый раз оглядел Эсфирь с пят до рогов и с рогов до пят.
– Она…
– Я нашел её у Морионовых скал, – пояснил Олеандр – сгустившееся напряжение подталкивало к откровенности. – Она…
– Она вырожденка.
– Что?!
Архихранитель всегда утверждал, что хорошего воина красит невозмутимость. Он обучался у океанид, привык утаивать истинные чувства. Но ныне броня его дала трещину. Кулак сжался. Венка на виске забилась часто-часто, а пальцы как бы невзначай огладили ножны, торчавшие из-за пояса.
– Вышел! – бросил он.
– А не много ли ты себе позволяешь?! – рявкнул Олеандр. – Вообще-то это мой дом!
Эсфирь пятилась, со страхом взирая то на одного, то на другого. И тут ставни второго окна распахнулись, с грохотом ударились о стены. Разбрызгивая влагу, в хижину влетела мохнатая туша. Аспарагус отскочил к двери и едва ли не в прыжке выхватил меч. Но вдруг
В тот же миг зверь разжег на кончике хвоста чары. Спрыгнул и швырнул в архихранителя световой шар. Чары ударили Аспарагуса в живот, впитались в плоть, ошеломляя. Серебристое сияние охватило его, и он попятился. Врезался в опрокинутое кресло и, не удержав равновесие, перевалился через него.
– Больно, наверное, – злорадно выдал Олеандр и рванул в сторону.
Второй пучок ошеломления просвистел над плечом. Третий врезался в ставню, за которой он укрылся. И слух потревожил стук каблуков. Когда он решился выглянуть, силина уже и след прослыл. Как и Эсфирь. Воспользовавшись суматохой, она, похоже, выскочила в ночь. О её недавнем присутствии напоминало лишь белоснежное перо, перекатываемое ветром по комнате.
И куда её понесло, спрашивается?
***
Видит Тофос, Олеандр никогда не плодил слухи. Но ныне язык так и чесался донести до собратьев весть, что великого архихранителя, глаза и уши Стального Шипа, уложил на лопатки мелкий зверь. Олеандр многое бы отдал, чтобы подольше понаблюдать за Аспарагусом, который выполз из-за кресла на четвереньках, силясь нащупать выскользнувший из рук меч.
Жаль, время подгоняло. Потому Олеандр только отпихнул клинок подальше – тихонько так, мыском сапога. Затем оглядел Рубина. Удостоверился, что с ним всё в порядке. Сунул в карман перо. Подхватил с пола ножны с саблей и выбежал во двор. Туника и шаровары мгновенно прилипли к телу – на улице до сих пор бушевал ливень. Ледяной и надрывный, он раздирал тишину поселения.
Олеандр пересёк двор и нырнул под крону ближайшего дерева. Раздвинул ветви, поникшие от влаги. И взору предстала дыра в ограде – достаточно широкая, чтобы через неё, пригнувшись, вынырнула в лес тощая девица.
Нетрудно догадаться, кто прогрыз отверстие. Клятый силин! Возможно ли, что они с Эсфирь знакомы?
– Наследник! – донёсся до слуха возглас, и Олеандр выругался. – Куда это вы собрались, интересно?
Как говорится, недолго листва шелестела. Олеандр скрипнул зубами и ринулся в дыру. Но цепкие пальцы ухватили его за ворот и потянули назад. Он подался вперед, и ткань туники врезалась в горло, затрещала.
– Вы с ума сошли? – прорычал Аспарагус и рывком затащил его под ветви. – Вы слышали?..
– Она не выродок! – Олеандр резко обернулся. Мокрые волосы шлепнули его по лицу. – С чего ты вообще это взял? Ты можешь назвать её сущности? Нет. Тогда ты не можешь и утверждать, что она двукровная. Боги! Да она толком ничего не помнит. Чар лишается и призывает их по глупости!
– И кто же она? – В золотом глазу Аспарагуса еще плавал дым ошеломления, но вопрос его прозвучал твердо.
– Не ведаю! – сознался Олеандр, отдирая от боков тунику. – Но точно не выродок!