Белая нить
Шрифт:
– А я Зе… Зе-фи-ран… – запинаясь на каждом слоге, забормотал приятель. – Зе-зефирантес.
– О-о-о! – Эсфирь хлопнула в ладоши и подскочила к нему. – Я так рада, рада нашему знакомству! А там… Не подскажете, что снаружи произошло? Кричали все. Страшно. Олеандр вон весь в крови измарался. И юноша, которого вы принесли…
– Да это… дуэль там… да, дуэль случилась.
Свет! Её свет во всем повинен! Точно!
Олеандр уже хотел спросить, что за сияние её обволакивает, как вдруг в груди пророс росток гнева. Мозолистые пальцы друга потянулись к
Да как он смеет?!
Кто-то незнакомый овладел сознанием Олеандра. Заколотилось сердце до того отчаянно, что к глотке подкатил комок дурноты.
– Не трогай её! – Олеандр и сам не понял, как очутился возле парочки и саданул Зефа по ладони.
Шлепок, сочный и влажный, отразился от стен хижины. Загулял в ушах, затрагивая струны благоразумия.
– Ой! – пискнула Эсфирь.
– Обезумел совсем?! – взревел Зефирантес. – Думаешь, раз уродился сыном правителя, так тебе теперь все дозволено?!
– Да! – ляпнул Олеандр. – То есть нет. То есть да!
Ему бы встревожиться из-за затруднений с ответом и извиниться. Крупицы здравого смысла наперебой твердили, что он угодил в ловушку искаженного восприятия, велели опомниться. Но капкан неведомых чар не дозволил отступить:
– Будь так добр, покинь мой дом.
Олеандр оттолкнул Эсфирь плечом и заслонил собой, взирая на гиганта, в чьих глазах сверкнул недобрый огонек.
– Поглядите-ка, защитник нашелся, – Зефирантес сжал кулак. И мышцы на его руке налились, забугрились. – Изнеженное дитя. Никогда ты меня не ценил! Не ведаешь, не понимаешь, сколь это трудно – сражаться за место среди воинов и тащить на плечах мать и сестру!
– Не ведаю, – согласился Олеандр.
Взор проскользил по потолку. Застыл на переплетении лоз, овивших балки, и метнулся вбок. Над ложем на полке, изогнувшейся улыбкой, покоилась в ножнах древняя сабля Дэлмара, оставленная братом.
– Не ведаю, – повторил Олеандр, отступая, – но у каждого свой путь. Я многое отдал бы, чтобы оживить мать. А брат…
– Глендауэр! – вскрикнул Зеф – Ну конечно! Вечно ты дымишься, стоит кому его припомнить. А сам вещички его хранишь! Что? Думал, не вижу я ничего? Ты не влюблен в братца-то?
– Идиот!
– Треклятый всезнайка!
– Вы ведь не собираетесь драться?! – возопила Эсфирь.
Её восклик словно спустил лавину. Олеандр вскинул руки, метнул в потолок вспышку чар, напитывая и укрепляя лозы. Зеф тронул ножны, и меч с лязгом выскользнул из них. Один за другим лозы ринулись к полу. С грохотом вонзились в него, решеткой разделяя комнату на две половины.
Зефирантес отскочил к двери, явно не ожидая подобного. Олеандр рванул к ложу, запнулся, но все-таки стащил саблю и сразу же обнажил. Лезвие сверкнуло в свете златоцветов.
Эсфирь сдавленно охнула, когда Зеф рассек лозы надвое. Нижняя часть ограды повалилась, верхняя все еще висела. Он нырнул под неё. Крепче перехватил меч и понесся вперед с такой скоростью, с какой катится валун
Оплошал. Звон скрестившихся клинков огласил дом. Олеандр налег на свой, чтобы нагнуть меч, выбить во вращении. Да какой там! Колени подгибались. Ноги разъезжались – поди перебори воина, который вдвое, а то и втрое превосходит тебя по весу.
Меч со скрежетом проехался по сабле. Олеандр отступил на шаг. Еще раз. Еще и еще.
Без толку! Рядом блеснула полоска стали. И грудь пронзила боль. Пинок в живот откинул его к креслу. Да столь лихо, что он рухнул. Прокатился по полу и поцеловал затылком подлокотник кресла. В ушах загудело. Взор перекрыло угольное полотно. Тупой стук в висках удар за ударом выбивал из головы мысли. Чары утекали из тела вместе с кровью, стекающей по ребрам.
Он чувствовал близость Эсфирь. Слышал, как она бежит к нему. Как велит Зефу убрать оружие. А тот в ответ лопочет что-то о защите её достоинства. О защите её чести.
Какой еще чести, спрашивается? Ее чести ничего угрожало. Олеандр хотел… А чего он, собственно, хотел? Чего хотел Зефирантес? Что они натворили? Сцепились, как два озверелых самца!
Ради чего? Почему? Их словно лишили воли и умения трезво осмысливать происходящее.
***
Олеандр понял, что терял сознание, когда в уши вторгся знакомый бас:
– Не шибко я в том разбираюсь, – бормотал Зеф. – Но рана вроде как несерьезная. Ты посторожи его немного, хорошо? Я мигом. Сбегаю за травами и водицей!
Послышался шорох шагов, потом хлопок двери. Порыв ветра разогнал туман в голове, и Олеандр разлепил веки.
Зефирантес что, ушел? Блеск! Хорош друг! Просто взял и бросил Олеандра в компании обездвиженного недофеникса и девицы, чье свечение так и увлекало на греховный путь.
– Зря он убежал, конечно, – просочился в сердце сладкий голос. – Сложно с вами…
О, нет-нет-нет! Боги милостивые, спасите! Только не она, пожалуйста! Только не снова!
Олеандр с опаской отвёл голову к плечу и увидел лицо Эсфирь. Увидел броскую родинку-звезду над губой, острые скулы, покатый лоб. Заглянул в мрачную бездну глаз и едва не пал ниц в мольбе о вечном служении.
Все что угодно! Он готов был исполнить любую ее прихоть, лишь бы она его не покинула. Лишь бы не лишила чести млеть от трели голоса. От заката до рассвета прижимать к груди. Одаривать букетами наслаждения и упиваться музыкой стонов, слетающих с губ.
Это был провал. Сладкий и пьянящий, но все же провал – полное и бесповоротное поражение.
Видит Тофос, Олеандр возжелал Эсфирь больше, чем есть, пить, дышать – словом, жить.
Воображение нарисовало с десяток картин слияния во грехе. И соблазн воплотить нечестивые мысли в явь плотоядным цветком пророс в душе. Она подползла слишком близко. До того близко, что он слышал биение её сердца, уголок белого крыла ниспал ему на колено.