Белая пыль

Названия всех спецслужб в романе случайны. Все совпадения их участия в развитии сюжета вымышлены. Сюжет лишь частично основан на реальных событиях.

– Итак, мы все собрались здесь, чтобы прикоснуться к себе. Не отвлекаться на жизнь. На заботы. На мысли и чувства. На ненависть к врагам и на любовь к родным. И все для того, чтобы понять истинную суть настоящего «Я» в иллюзорной реальности окружающего мира. Мы собираемся так четыре раза в сутки, потому что

за сутки Земля четырежды подставляет свои стороны Солнцу. Позволяет обогреть всех на ней живущих. Осветить. Равномерно. Не обделяя никого и никому не давая больше, чем другим. Мы – дети этого Света. Когда настанет час, мы вольемся в этот Свет. Пронесемся через бесконечность пространства. Вместим в себя время. Станем вечностью. Выйдем за пределы слов и определений.

Семен, он же по некоторым документам Самуил, ходил по сцене площадки, которую построили за вчерашний день прямо в поле, в пригороде маленького провинциального города под названием Лысьва, что расположен в трехстах километрах от Перми на Западном Урале.

«Чертов интернет, – думал Семен. – Сейчас про кванты и волны, черные дыры и гравитацию знает каждый травокур, сидящий на Яндекс. Дзене – русскоязычной части Всемирной паутины. Теперь мудростью древних религий мало кого убедишь. Каждый детсадовец разбирается в кварках». Семен уже не знал, как еще можно скомпоновать наборы слов, чтобы они производили впечатление на слушателей, толпы которых уменьшались с каждым годом. А теперь, по его мнению, превратились в кучку последователей, приезжавших на собрания больше покуролесить в снятом на неделю общежитии, чем проникнуться сутью самопознания.

Еще десять лет назад Семен собирал стадионы. А теперь жалкая сцена под палящим солнцем. Конечно, неплохо, что есть дом в Доминикане и парочка апартаментов там же, на побережье, да квартира в Москве. Какой-никакой, а доход. Для пенсии очень даже ничего. Но хотелось бы быть более уверенным в том, что старость будет безбедной. А с таким количеством «прихожан» и получаемых крох от их ежегодных доходов будущее представлялось унылым и безынтересным. Лежать под пальмой и есть банан. Это он мог себе позволить еще в юности, когда мама сказала ему наконец, что была не права и теперь Сема не должен бояться того, что он еврей. А шестью месяцами позже привезла его в Израиль.

Для тринадцатилетнего подростка такое стечение обстоятельств оказалось не то чтобы совсем неожиданным, а как бы абсолютно незапланированным. Мальчик Сема учился в советской школе. Он был влюблен в соседку по парте – девочку по имени Оля. У нее были пшеничного цвета волосы, презрительный взгляд и буква «г», выговариваемая ею с придыханием, как ее выговаривают в восточных регионах Украинской Советской Республики. Сеня носил пионерский галстук и считал: космополитизм – это плохо. Не совсем понимал, что это такое, но слышал от пионервожатых в летнем лагере, что точно – ничего хорошего. Тогда же вдруг пришлось кардинальным образом пересмотреть свои взгляды на жизнь. Ведь так сказала мама. А мама – это святое.

Именно в Израиле юный Семен в первый раз сменил имя на Самуил. Сразу вне конкурса был определен в кадетский корпус. Проходил только беседу с психологом на русском языке. Почему так легко? Во-первых, потому, что репатриант. Во-вторых, из неполной семьи – значит, претендует на полное государственное обеспечение, чтобы не создавать экономических проблем матери, ибо государство заботится о каждом. В-третьих, почему бы не так и не туда?

Сверстников Самуил любил несильно, особенно первый год, пока вникал в тонкости иврита. На второй год, когда распознал смысл гортанных оскорблений, направленных в свою спину по разным поводам, решил вопрос быстро. Дал по носу самому большому и противному товарищу в казарме. Тот расплакался от обиды и пообещал нажаловаться офицеру-воспитателю. Но очень быстро передумал вести себя

так не по-мужски, сразу после короткого и быстрого удара в область печени. Дальше товарищ был подвергнут осмеянию со стороны еще вчера любивших его сверстников. А корона негласного лидера военизированного общежития для подростков была передана Семену-Самуилу, со всеми вытекающими виртуальными почестями и щербатыми улыбками раболепия.

Тогда же он получил кличку Самсон, потому что все поняли – он человек сильный и уважаемый, а значит, и погоняло должно вмещать удалую мощь замаха. Юноша не возражал, даже больше – гордился. Потом служил на флоте. Как узнали его кличку – до сих пор загадка. Но имя Самсон, его третье по счету, закрепилось за ним потом во многих документах, удостоверяющих личность в разных странах, куда ступила его нога. Еще его так называли самые близкие люди. И так он предпочитал называть себя сам.

После армии Самсон вернулся к матери и спросил:

– Мама, я правильно помню, что ты хотела в Америку, или я опять все напутал?

Мама улыбнулась, кивнула и потрепала его ладонью по щеке. А сын сказал, что нашел невесту и намерен жениться. Невеста, между прочим, гражданка США. В общем, через пять лет мама тоже приехала в Штаты. Самсон к тому времени уже развелся. Но, несмотря ни на что, маленького внука от гражданки США и бывшей жены своего сына бабушка любила трепетно. С бывшей невесткой, кстати, тоже поддерживала хорошие отношения.

В Америке Сема прошвырнулся по друзьям и знакомым. Показал свое радушие и крупное телосложение. И опять почти вне конкурса был принят вышибалой в один из местных клубов. Вел себя всегда спокойно, но бил тяжело. Оттого его уважали и быстро продвинули по карьерной лестнице до управляющего в одном из клубов Майами.

Все это Самсон вспоминал, когда бродил по сцене и, не веря самому себе, произносил слова, услышанные много лет назад по телевизору от далай-ламы, когда лежал в придорожном отеле и слушал шум падающей воды из душа, где мылась проститутка, подобранная за пятьдесят долларов на трассе в городке Киссимми, что находился в районе Диснейленда.

«Боже, как все было хорошо раньше», – думал Семен, стараясь держать микрофон ближе ко рту. В последнее время его голос ослабел. Наверное, возраст подкрался к точке невозврата.

– И нет теперь людей свободнее, чем мы. Ближе к сути, чем мы. Ближе, чем мы, к обнаженной реальности бытия. Потому что мы и есть – сама жизнь. Жизнь, которую мы проносим сквозь бесконечность. Творим ее. Созидаем. Разрушая все, что мешает ей. Что служит ей препятствием.

Дальше по плану обычно шли откровения от братьев и сестер. Потом восхваления поступков и принятие безгреховности. Затем поездка обратно в снятое общежитие. В нем, в зале для конференций, проводилась общая динамическая медитация с целью познания откровений духа и тела. Откровения поддерживались наготой прихожан и ознакомлением их не только с духом, но и материальными формами друг друга. А потом Самуил уезжал. Потому что устал от дальнейшего привычного развития событий.

Он приезжал в свой номер отеля, откуда мог через интернет поговорить часа два с любимой женой Настей, которая была моложе его на четверть века, и дочкой Нежей пяти лет от роду. Самсон сам ей дал такое имя. Настоял, хотя жена и возражала. Выстоял в ответах на ее вопросы. Символично отстоял для дочери новую жизнь, полную святости и целомудрия, скрывающихся в имени. Эти качества он стал ценить с возрастом все больше, но никогда бы уже не смог побывать ни в том, ни в другом качестве, по «Закону первого шага». Самсон сам вывел такой закон, сам начертал каждую букву каждого слова своей кровью, своим потом, а затем кровью и потом других. Закон этот говорил, что, переступив границу от добра к злу хотя бы единожды и пусть даже на полдыхания, человек никогда уже не останется верен доброму, ибо познает его несовершенство.