Белая сирень
Шрифт:
Иван. Чего вы там?
Белов (сдавленным голосом). Осади!..
Белов уперся скулой в косяк двери. Задние носильщики нажимают на него всей тяжестью инструмента и вот-вот выдавят ему глаз.
Иван. Что там опять с тобой?
Белов (хрипит). Расплющили!
Иван и Митрич подают рояль назад. Белов получает свободу. Рояль благополучно пролезает в дверь, но дальше начинается самое трудное.
Мужики с хрипом и надрывом тащат рояль по узкой, скрипящей лестнице.
Иван… Не споткнись, Белов.
Белов. Ученого учить!..
И тут же спотыкается. Иван, присев и расставив ноги, принимает на себя главную тяжесть и не дает роялю завалиться.
Марина. Аккуратнее вы, безрукие!
Иван (бешено). Не встревай! Расшибу его к чертовой матери!
Темно-зеленый «лорен-дитрих» надраен, начищен, блестит как зеркало. Бронзовые детали отполированы. Рахманинов склонился над открытым капотом, вслушивается в работу двигателя. Механик в комбинезоне кусает выгоревший ус. Оба вслушиваются в ласковое урчание мотора. Чуть поодаль стоит стайка деревенских мальчишек.
Механик. Сергей Василич!
Рахманинов. Тс-с!.. Четвертый клапан постукивает…
Механик (убежденно). Не стучит. Никак нет.
Рахманинов. А я тебе говорю, стучит.
Механик. А я говорю — нет. Я по ентому делу седьмой год!
Рахманинов (хитро улыбаясь). А я по ентому делу двадцать седьмой (показывает на уши). Ты только послушай…
Рахманинов сует руку в двигатель, натягивает какой-то рычажок, прибавляя обороты.
Рахманинов. Теперь слышишь?..
Ребятишки переводят взгляды с хозяина на работника.
Механик (качает головой, улыбается). Ну, Сергей Васильевич, верно, самую малость постукивает. Не проведешь!.. Специалист…
Рахманинов. А ты думал! Вот меня из Большого театра попрут, так я пойду главным механиком в гараж. Возьмут?
Механик (убежденно). Да вас хоть к государю-императору!..
Мужики, поставив рояль, выходят из кабинета. По их лицам видно, как им всем досталось. Василия Белова аж шатает. Глаза-пуговки совсем вылезли из орбит.
Наталья (Марине). Поставь им угощение.
Марина выходит вслед за мужиками. Наталья и Софья вытирают рояль замшей. Ирина стоит у окна.
Наталья. Только Сергею — ни звука. Пусть для
Ирина (от окна). Мама! Папа идет!..
Наталья. Побежали вниз как ни в чем не бывало!
Рахманинов пересекает двор.
Наталья, Софья и Ирина, хихикая, разбегаются по разным углам и делают вид, что сосредоточенно углублены каждая в свое занятие. В коридоре раздаются шаги Рахманинова. Все трое, затаив дыхание, замирают. Теперь шаги раздаются по лестнице.
Рахманинов поднимается по лестнице, подходит к кабинету и замирает на пороге.
Черный концертный рояль царствует посредине комнаты. Рахманинов бросается обратно к лестнице и громовым голосом зовет.
Рахманинов. Наташа!..
Наталья появляется на пороге столовой. Лицо ее деланно равнодушное.
Наталья. В чем дело?
Рахманинов. У меня в кабинете рояль!..
Наталья. Какой рояль?
За Натальей появляются Софья и Ирина с плутовским лицом.
Рахманинов. Откуда у меня рояль?
Но, увидев, как Ирина прыснула, не выдержав, он машет рукой.
Рахманинов. Вам не стыдно издеваться над старым человеком, у которого сердце может разорваться от радости?..
Он поворачивается, уходит стремительно в кабинет, и оттуда сразу же обрушиваются ликующие, торжественные аккорды си-мажорной прелюдии из 23-го опуса. Наталья, Софья и Ирина замирают, словно зачарованные рушащимися на них валами музыки, которые как бы скатываются к ним из раскрытых дверей кабинета по залитым солнцем деревянным ступеням лестницы.
Аккорды си-мажорной прелюдии громоздятся и топорщатся теперь, пронизанные солнечным светом, падающим на смытую землю со всем, что на ней растет. Землю, сверкающую дождевой и росной влагой. Сирень! Распустившаяся сирень! Ее густые заросли подковой охватили двор. Мы, как бы подхваченные музыкой, проникаем в глубь этой сирени: рослой венгерской, с блекло-фиолетовыми кистями, и сменяющей ее лиловой — персидской. Сквозь это сиреневое буйство ныряем в обильную, пышную, белую, как подвенечное платье, русскую сирень…