Белая сирень

Нагибин Юрий Маркович

Архитектор. Не гоните, Сергей Васильевич.

Рахманинов. Ах это вы…

Архитектор. Я приехал из Чикаго, специально чтобы увидеть вас, хоть на мгновение… Чтобы сказать вам, что…

Архитектор бледен, от волнения ему трудно подобрать слова.

Архитектор.…Что я был не прав. Трагически не прав. Мне стало невмоготу жить, не попросив у вас прощения.

Рахманинов. Я соскучился по тебе, Александр. (Он улыбается.)

И в преферансик не с кем сразиться…

Архитектор, прямой как струна, подходит к Рахманинову, протягивает руку.

Рахманинов. Мир?

Рахманинов молча пожимает протянутую руку, лицо архитектора дрогнуло, из глаз брызнули слезы.

Архитектор. Вы… ты великий, великий… Гордость наша!

От избытка чувств припадает к руке Рахманинова губами, но тот сердито отдергивает свою руку.

Рахманинов. Перестань, а то я действительно рассержусь… Лучше посмотри, какая у меня температура. (Протягивает архитектору градусник.)

Архитектор. Боже праведный, у тебя 39°!

Рахманинов. Не говори Наталье. Пора одеваться.

Рахманинов пытается встать и со стоном падает назад в кресло. Лицо его сереет, покрывается испариной. Архитектор в растерянности смотрит на него.

Рахманинов. Ну, что стоишь, помоги мне встать!

Архитектор кидается на помощь, поднимает Рахманинова с кресла, с его помощью тот делает несколько шагов к зеркалу.

Рахманинов. Давай скорее фрак, а то я, боюсь, упаду, жуткая боль.

Архитектор. Тебе нельзя выступать в таком виде.

Рахманинов. Боль сейчас спадет, я знаю, давай фрак.

Архитектор подает фрак. Рахманинов с трудом поднимает руки, чтобы вдеть их в рукава, смотрит на себя в зеркало и, прерывисто дыша, беззвучно смеется.

Рахманинов. Ты погляди на меня в зеркало. Я похож на старую шлюху. Потрепанна, еле дышит, но желание гулять так сильно, что каждую ночь она прется на улицу в поисках клиента.

Зал набит битком. В проходах стоят стулья. Наверху, в ложах, везде люди вынуждены стоять. На сцену начинает выходить оркестр, музыканты занимают свои места.

400. (Съемка в помещении.) АРТИСТИЧЕСКАЯ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

Рахманинов сидит в кресле, готовый к выходу. Рядом Наталья и Соня. Со стороны не видно, каких трудов ему стоило одеться и приготовиться.

Наталья. Ты померил температуру?

Рахманинов. Нормальная… Хороший все-таки кларнетист в этом оркестре.

Появляется возбужденный

Фолли.

Фолли. Вас ждут, маэстро!

Рахманинов, опираясь на ручку, осторожно встает, но тут же с глухим стоном валится обратно. Наталья и Соня переглядываются с Фолли.

Рахманинов. Сейчас отпустит.

Наталья. Тебе нельзя выступать.

Рахманинов. Уже прошло, помогите мне, пожалуйста.

Наталья. Сережа, ты к тому же простужен. Надо отменить.

Рахманинов. Ни в коем случае!

Наталья. Чарли, отменяйте концерт и вызовите «скорую»…

Рахманинов. Не сметь! Я здесь решаю! Помогите мне встать. Соня!

Соня. Сереженька, послушай, ты абсолютно без сил. Ты так умрешь на эстраде…

Рахманинов (с отчаянием). Соня, Чарли, помогите мне. Я должен подняться.

Наталья. Это безумие, ты никуда не пойдешь.

С огромным усилием, облокотившись о ручку, Рахманинов приподнимается и снова падает. Фолли, Наталья и Соня не знают, что делать.

Рахманинов (с мольбой в голосе). Девочки мои, Наташенька, Соня, если вы хотите, чтобы я еще пожил хоть немного, доведите меня до рояля. Разве вы еще не поняли, что я живу только потому, что играю? Вы слышите меня? Помогите!

Соня. Да, да, Сереженька, ты прав, ты должен играть. Мы тебя проводим.

Наталья и Соня подхватывают Рахманинова с двух сторон, и он, неверно переступая ногами, движется в раскрытую Фолли дверь.

401. (Съемка в помещении.) КОРИДОР ЗА КУЛИСАМИ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

Провожаемый взглядами дежурных, поддерживаемый сестрами, Рахманинов добирается до кулисы. У приоткрытой двери стоит взволнованный, растерянный Фолли. За ним — залитая светом эстрада, черные фраки оркестрантов, полумрак набитого до отказа зала.

Наталья. Надо, чтобы кто-нибудь довел тебя до рояля.

Рахманинов. Теперь я сам доберусь, не волнуйся.

Он одергивает фрак, лицо его преображается, подтягивается, как бы молодеет.

Рахманинов (бормочет, как бы про себя). Там жизнь, понимаете, мои родные, там, у рояля, ждет меня моя жизнь!

Он замирает на мгновение и шагает в яркую полосу света. Зал раскалывается от оваций. Все встают — и зрители, и оркестранты. Сестры смотрят на его покатую, согбенную фигуру, как всегда неторопливо пересекающую сцену. Соня не может сдержать слез, вослед осеняет его крестным знамением.

402. (Съемка в помещении.) СЦЕНА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.